Проторчали пятнадцать минут в этой темной крысиной дыре, которую кто-то, бог его знает, перекрыл на другом конце. Обычно это называется пробкой. Митч в таких случаях говорит: развелось слишком много чертовых автомобилей.
Через первые пять минут болтовня Дианы превратилась в жалобное нытье, потом, посреди возмущенного монолога об отравлении выхлопными газами, она высунула в окно голову и завопила, приказывая пикапу, набитому охотниками в ослепительно-желтых костюмах, заглушить мотор. Господи Иисусе. Порой хочется, чтобы эта женщина покончила с собой.
Митч так разозлился, что у дома даже не стал выходить из машины, просто высадил ее и уехал. Взглянул в зеркало заднего обзора, увидел, как она стоит на подъездной дорожке с вещами в руках, маленькая, обиженная.
Тросы лифта звякнули над головой, кабина рывком остановилась. Он взглянул на чердак сквозь решетку, с облегчением выдохнул: «Дома».
– Эй, Митч!
Отошедшая от компьютера к кофеваркам Энни первая его заметила. Остальные столпились у монитора на столе Родраннера, словно злые волшебники, сосредоточенно варящие ядовитое зелье.
– Выходи, милок. А то смахиваешь на Армани в клетке.
– Привет, Энни. – Митч подошел к ней, стоявшей у встроенной в стену полки с четырьмя кофеварками и большой белой банкой с печеньем.
– Чертовски привлекательно выглядишь. – Толстушка Энни подобрала все свои подбородки, медленно расплываясь в той самой соблазнительной улыбке, которая почти всех мужчин заставляет забыть о лишней сотне фунтов ее живого веса. – Мы думали, сегодня останешься дома, отметишь. Диана, наверно, скучает одна.
Митч пожал плечами:
– Скорей, просто устала. Возможно, откупорим вечером бутылку шампанского. Чем это все так заняты? – Он снял крышку с белой банки, заглянул, надеясь увидеть что-нибудь не совсем смертоносное, скажем рогалик.
– Митч, вонючий кусок дерьма, иди сюда сейчас же! – крикнул Харлей. – Мы только что прикончили последнего сукина сына! Теперь сможешь отдать детей в Лигу плюща.
[5]
– У меня нет детей.
– Знаю, но я вечный оптимист. По-прежнему думаю, что когда-нибудь будут. Господи помилуй! Ты на свои бабки купил такой галстук?
Грейс почувствовала на своем плече руку Митча, взглянула на галстук с белыми облачками на голубом фоне.
– Этот галстук от «Гермеса» я ему подарила на прошлое Рождество.
– Значит, ему галстук от «Гермеса», а мне вшивый брелок для ключей?
– Она подарила тебе итальянский стилет, говнюк беспамятный, – возмутилась Энни.
Харлей на минуту задумался.
– Ах да. Тогда какой хрен дешевый подарил мне брелок?
Родраннер в отчаянии откинулся на спинку кресла.
– Ребята, позабавьтесь в другом месте, дайте дело доделать!
– В самом деле последнее? – спросил Митч.
– На все сто, – кивнула Грейс. – Полная победа. На пробный сайт триста с лишним заходов. Больше половины оформляют предварительную подписку.
– Нам понадобится гораздо больше в возмещение закрытого школьного счета. Гринберг звонил нынче утром.
– Что еще за проблема? – поинтересовался Харлей.
– Как ни странно, он думает, что компания, разрабатывающая детские образовательные компьютерные программы, не должна выпускать диски с игрой об убийцах-маньяках.
– Игра вовсе не об убийцах-маньяках, – возразила Грейс. – А о том, как вычислять убийц-маньяков.
– Грейс, проклятая игра называется «Маньяк-убийца».
– «Найди маньяка-убийцу», – поправили все хором.
– Гринберг явно не видит разницы. Честно сказать, я тоже.
Харлей схватил Митча за руку:
– Вы с Гринбергом чересчур закопались в бумагах. Хватит, дружище. Вот я тебе сейчас покажу. Потрясающе. – Он подкатил к столу еще одно кресло, как будто растерзанное вандалами. – Сядь, приятель. – Харлей раздвинул стопки папок, распечаток, журналов для мотоциклистов, расчистив четыре гудящих системных блока и монитор размерами в двадцать один дюйм.
Митч помедлил, но, в конце концов, когда Харлей предлагает, надо сесть.
– Это я уже видел.
– Ты видел текстовые файлы, а не саму игру, – заметила Энни. – Прости господи, получаешь с нее двадцать процентов и ни разу даже не сыграл!
– Не хочу я играть. Голосовал против, помните? По-моему, сама идея порочная.
– Потому что ты ее не понял, – резко бросила Грейс. – Никогда не понимал.
В ответ на язвительное замечание Митч не вымолвил ни слова.
– Ничего, сейчас поймет. – Огромные пальцы Харлея с поразительной живостью заплясали по клавишам.
Монитор на секунду погас, почернел, снова ожил. На нем начали вырисовываться крупные затемненные буквы, потом вдруг выскочила надпись:
«Компания „Манкиренч
[6]
софтвер“ выпускает обезьянок на волю – обезьянничай вволю».
– Отлично, отлично! – Харлей почти трясся от возбуждения. Экран вновь потемнел. – Смотри!
Тысячи красных пикселей замерцали на мониторе, складываясь в большие красные расползшиеся буквы:
ХОЧЕШЬ СЫГРАТЬ В ИГРУ?
– Нравится шрифт? Я сам его придумал и окрестил «серийным убийцей».
– О боже, – передернулся Митч.
– Ладно, сейчас будет самое лучшее. Входим в игру. Сначала появляется цифровое изображение места преступления.
Митч в ужасе смотрел на всплывавшего на экране убитого парня.
– Боже святый! Он что, настоящий? Я думал, мы используем анимацию…
– Нет, так лучше. Натуральней. Похоже на полицейские снимки, правда? Только это искусство! – Харлей ткнул толстым пальцем в экран. – Гляди, как я подчеркиваю тень от дерева, углубляя контраст с темным пространством. Взгляд невольно тянется к объекту, правда?
– Ох… – Митч скривился, прищурился на Родраннера. – Это ты?..
Тот откинулся в кресле, с ухмылкой глядя на монитор.
– Неплохо, клянусь Богом. Совсем как мертвый. Эй, Харлей, давай вторую картинку. – Он подмигнул Митчу. – Моя лучшая роль.
– Дерьмовая твоя роль, – хмыкнул Харлей. – Всем известно, главный гений – оператор. – И принялся колдовать мышкой, с энтузиазмом кивая Митчу. – Хотя и Родраннер хорош. Второй уровень потрясающий. Может быть, самый лучший, хотя мне не совсем удалось осуществить свои творческие идеи. Это Грейс придумала. – Он стукнул по нескольким клавишам, и на экране возникла другая картинка.
