Лисяна, дремавшая на соломе, укрывшись Нарановым кафтаном, встрепенулась, услышав знакомый голос.
— Гей! Я так и знала, что тебя тут в чёрном теле держат, — Матрёна Ерофеевна старалась разговаривать с подругой бодро, скрывая свой страх и тревогу, но выходило откровенно плохо. Улыбка была кривая, губы дрожали. — Вот что, горлица моя, я тебе тёплую одежду принесла и пирог с мясом. Встать можешь? Били тебя, пытали? Лекаря позвать?
— Пальцем не тронули, Ерофеевна, князь запретил настрого. Да зачем мне одежда, если…
Не договорила, не смогла: горло перехватило.
— Авось и обойдётся все. Челядь всю Вольскую под замок посадили. Девки твои спешно в Бергород уехали с детьми, все бросив. Им Бурый пообещал защиту. Одевайся, простынешь ещё. Даже если… на суде всяко лучше несопливой стоять, да, Матвеевна?
Лисяна невольно улыбнулась. Одна у неё верная подруга, зато какая! Ничего не боится. Натянула чулки и платье: не боярское, простое, зато чистое и тёплое. Волосы платком завязала.
— И поешь, сделай милость. Дом твой, Матвеевна, и лавку все перевернули. Что уж искали… да только сундуки на крыльце стоят распотрошенные. Книги хотели выкинуть, дескать — ненужная глупость. Варвара не дала, вопль подняла великий. Говорит, дорогие. Говорит, ценные. Так что в лавке даже не поломали ничего. А вот в доме…
— Ингвара не видела? — вещи, даже и золото, и специи драгоценные, Лияну сейчас волновали мало.
— Нет, — вздохнула Матрёна. — Мать, ты держись, не раскисай. Я завтра ещё приду. Побегу, пока не выгнали взашей. И не думай, кто спрашивать будет, всем скажу, что ты у меня мухи не обидишь.
Лисяна только хмыкнула. А то ее с луком в руках ни разу не видели? Или не слышали, как она воришку на рынке поносила самыми непотребными словами, что знала? Или как с Мраковной за пушную торговлю воевала… Мухи не обидит, как же!
Эх, а Мраковна, поди, сейчас пьёт от радости…
Забота и добрые слова немного Лисяна подбодрили. Даже дышать легче стало. Села на солому, съёжилась и принялась вспоминать заговоры на отпирание замков. Справедливости она уже не ждала, а сбежать могло и получиться. Было бы у неё золото, она б стражу подкупила. Или кинжал — тогда бы зарезала. И плевать а все, своя жизнь дороже! Или… уметь бы обращаться лисицей! Да хоть кошкой или мышью — проскользнула бы мимо стражи. Да только Зимогор такому не учил, говорил, что кто-то может, но в ней крови оборотней нет. Обидно.
Прислушалась, подкралась к двери, ладони на замок положила:
— Как вода течёт, как коса сечет, холод и жар, дождь да туман, загорись, свеча, отворись, замок, без ключа.
Тихо щелкнул металл. Большой тяжёлый замок открылся. Силён Зимогор, славно ее научил, только что будет дальше?
Словно в ответ на ее вопрос, сверху раздался шум борьбы и чьи-то сдавленные хрипы, а потом скорее по движению воздуха, чем по звуку, Лисяна поняла , что кто-то спускается в подвал.
— Лис, ты здесь? Не шуми, это я, Наран, — раздалось заветное, и женщина не удержала облегчённый всхлип, почти рыдание.
— Я тут, я в порядке, — прошептала в ответ, осторожно, чтобы не скрипело, отворяя решетчатую дверь.
— Замок? Но как? Впрочем, неважно. Пошли, надо спешить. Тут у вас ночи короткие и светлые.
— Я… Ингвар!
— С Ольгом за стеной. Ну же? — он протянул Лисяне руку. — Или не доверяшь мне?
Она изумленно взглянула на мужчину — уж ему она доверяла безоговорочно — и вложила ледяные пальцы в его ладонь. Они побежали вверх по ступенькам, туда, откуда доносился свет масляного фонаря. Лисяна успела заметить тела двух стражников, лежащих около стены.
— Ты их…
— Один оглушён, второй мёртв. Не думай об этом.
Она кивнула.
— Куда нам? Как выйти из города незамеченными?
— Есть ход. Из сарая возле моего дома.
— Веди.
Они, озираясь, добежали до внутренней стены. Ворота мплооо городища были закрыты — ночь же.
— Здесь калитка, — потянула Лисяна своего спутника в сторону. — Для ночных гуляк. Ее не охраняют обычно.
— Глупо.
— Вовсе нет. Ключи мало у кого есть.
— Как же мы выйдем?
— Я открою, я умею.
Быстро пробормотала заговор, уже зная, что у неё все получится. Зажала нос и проскользнула через узкую дверцу.
— Демоны, чем так воняет? — выдохнул Наран.
— Сюда свозят всю тухлятину с рынка. Не дыши или рукавом закройся. Зато тут никого нет.
Он фыркнул, следуя за ней.
Вдруг загудел колокол, послышались крики со стороны княжеских палат.
— Кажется, нас ищут, — заметил Наран. — Долго ещё?
— Нет, почти пришли.
Послышался вдруг топот десятков ног, замелькали факелы. Наран рывком выхватил саблю из ножен, сунув Лисяне в руки кинжал.
— Если что — я их отвлекаю, ты уходишь, ясно?
— Я тебя не брошу!
— Ингвар потерял единственного отца, которого знал, не лишай его матери.
Они снова побежали — не туда, куда было нужно, а прочь от топота ног. Дверь одного из домов вдруг распахнулась.
— Матвеевна, сюда!
На миг Лисяна застыла, не зная, можно ли доверять голосу, но у Нарана сомнений не было: он быстро втолкнул женщину в дом.
— В кухне отворено окно. Уходите через сад, — быстро бросила Мраковна. — Хлеб со стола возьми, пригодится.
— Зачем помогаешь, какая тебе от того польза?
— Ну, ты ж все равно мне больше не соперница. А убить Матвея ты не могла, не принесёт это выгоды. Уходи, говорю!
Сама женщина выскочила на улицу и заорала:
— К рынку, к рынку пробежали! Лови вора!
Лисяна, пробормотав быстро заговор на благословение дома, юркнула на кухню. Наран ухватил со стола каравай хлеба и головку сыра и заскочил на окно, подавая Лисяне руку. Через сады, действительно, было ближе. Уже через несколько вздохов Лисяна сосредоточенно тянула за железное кольцо, утопленное в земляном полу сарая. Нашла его на ощупь, кто не знает о нем — нипочём бы не разглядел.
Земляной лаз сначала так узок, что приходится ползти на четвереньках. Потом можно и выпрямиться.
— Славно придумано, — бормочет Наран. — Не устала?
— Устала, но лучше спешить. Не одна я про тайный выход знаю. Много кто. Быстро догадаются, куда мы делись.
Словно в ответ на ее слова, где-то вдалеке послышалась сдавленная ругань. Пришлось бежать изо всех сил.
Вылезли в канаве за крепостной стеной. Их ждали: внушительную фигуру Ольга не узнать было сложно. На поводу он держал трёх степных лошадок. На одной из них сидел мальчик. В темноте ни цвета волос, ни глаз его было не видно.
