— Иди домой, — попросила она.
Он вышел, мягко закрыв за собой дверь. Она посмотрела на его
чашку, которую он оставил на столике недопитой. И усмехнулась. В этот момент
позвонил телефон. Она взяла трубку:
— Слушаю вас.
— К вам приходили гости? — спросил незнакомый голос.
— Вы не туда попали. — Она хотела положить трубку, но голос
быстро произнес:
— Вам привет от Игоря Николаевича.
— Где вы находитесь? — спросила она.
— В квартире внизу. Под вами. Мне приказали вас охранять.
Она понимала, что так должно быть. Но ей было неприятно, что
кто-то мог увидеть, как она пригласила к себе этого молодого человека.
— Вы один?
— Нас двое. Мы сменяемся каждые сутки.
— Надеюсь, дома у меня нет ваших камер или «жучков»? —
спросила Марина.
— Вы же знаете, что нет. Это запрещено.
— Надеюсь, — пробормотала она, — иначе было бы слишком
глупо.
— Спокойной ночи, Марина Владимировна. Игорь Николаевич
просил предупредить вас, что наш знакомый приезжает через неделю.
— Я знаю. Спокойной ночи.
Она положила трубку. Подошла к окну. Лунная дорожка освещала
уходившего Андрея. На мгновенье ей даже стало стыдно. Она так бесцеремонно и
жестоко отхлестала этого симпатичного парня. С другой стороны, она сделала все
правильно. Через неделю в столицу вернется Валентин Рашковский. Ей не для этого
сняли квартиру, чтобы она принимала здесь молодых людей. Даже таких
симпатичных, как Андрей.
Глава 7
В это утро они должны были выехать на трех автомобилях.
Рашковский жил за городом и приезжал в свой офис к десяти часам утра, проводя
на работе обычно по десять-двенадцать часов. Поздно вечером он возвращался
домой в сопровождении своих охранников. В колонне обычно шли две легковые
машины и джип. Легковыми эти машины можно было назвать лишь условно, так как и
следовавший впереди «БМВ» седьмой модели, и идущий обычно следом за ним
«шестисотый» «Мерседес» были изготовлены по специальному заказу в Германии.
Дело было даже не в том, что оба автомобиля имели бронированные стекла. По
количеству наращенной брони они могли считаться скорее легкими танками, чем
легковыми машинами.
Но в эту ночь у него на даче оставалась дочь, которая должна
была улетать в Цюрих. Утром он встал раньше обычного, чтобы пройти в ее
комнату. Дочь еще спала. Он сел рядом на кровать, мягко погладив ее по волосам.
Девушка обиженно почмокала губами, продолжая спать.
— Аня, вставай, — наклонился к ней отец, — тебе пора в
аэропорт. Можешь опоздать.
— Спать хочу, — призналась дочь. Сказывалась разница с
Цюрихом на два часа. Она уже привыкла жить по среднеевропейскому времени.
— Вставай, вставай, — мягко толкнул он дочь, — поспишь в
самолете. У тебя салон первого класса, там тебе дадут прекрасно выспаться.
Она открыла глаза, потянулась, посмотрела на отца.
— Ты собрала свои вещи? — Ему всегда казалось, что он уделял
ей недостаточно времени. Может, потому, что так рано расстался с ее матерью.
— Еще вчера вечером, — она уже полностью проснулась.
— Вставай. — Он снова провел рукой по волосам дочери и
поднялся, чтобы выйти из комнаты. Она вскочила, едва он встал. Отец невольно
обернулся. Его всегда поражало ее стремительное взросление. Угловатая девичья
фигурка быстро превращалась в женщину со сформировавшимися формами. Это его
даже смущало. Вот и сейчас, невольно взглянув на нее, он нахмурился. Она спала
в пижаме, но он почувствовал себя неловко, словно увидел девушку раздетой.
Он вышел из комнаты, невольно раздражаясь. Каждый раз ему
хотелось поговорить с дочерью, узнать о ее жизни в Швейцарии подробнее, не
появились ли у нее друзья среди парней. В семнадцать лет это было так
естественно. С другой стороны, два приставленных охранника докладывали, что
девочка ни с кем не встречается. А если встречается, если уже встречалась? Ему
почему-то была неприятна сама мысль, что кто-то другой, чужой, может
дотрагиваться до волос его дочери, говорить ей приятные слова… Будучи
прагматиком, он понимал, что ее нельзя полностью оградить от жизни. Рано или
поздно в ее судьбе должен был появиться молодой человек, и тогда отец неминуемо
отойдет на второй план.
За завтраком он смотрел на девочку, молча думая о ней. У нее
были светлые волосы и большие голубые глаза. Это странно, всегда думал
Рашковский. У него были серые глаза, а у его первой жены, кажется, карие.
Впрочем, карие и серые могли дать и такое сочетание. Курносый носик, красивые
белые зубы, симпатичная мордашка — его дочь наверняка имеет успех у молодых
людей. Первая жена была наполовину украинкой. Какая смесь в этой девочке,
каждый раз с восхищением думал отец. Польская, грузинская, русская, украинская
кровь. Где-то он читал, что такие дети бывают особенно крепкими. Рашковский
усмехнулся. В нем тоже было сочетание различных кровей. Наверное, врачи правы,
когда говорят о здоровых генах. Он с удовольствием еще раз посмотрел на свою
дочь. Когда она закончила завтрак, он спросил:
— Как у вас дела в школе?
— Нормально, — пожала она плечами, — все как обычно.
— Друзья у тебя есть? — все-таки не удержался от вопроса
Рашковский.
— Конечно, — удивилась она, — полно… У меня полшколы друзей.
— А ребята хорошие есть?
— Хороших везде мало, — рассудительно сказала она,
поднимаясь со стула. Больше к этой теме они не возвращались.
Он вызвал начальника охраны. Тридцатипятилетний здоровяк
Явдат Иманов, бывший сотрудник спецназа, раненный в Афганистане, был уволен из
органов еще восемь лет назад. Именно тогда Явдат познакомился с Рашковским, и
именно тогда тот принял решение использовать опыт бывшего спецназовца. Валентин
Давидович не доверял никому. В своей жизни он руководствовался принципом отца,
однажды заметившего, что нет предела падению человека, как нет предела злу.
Любой человек, учил его отец, может оказаться предателем, все зависит от
обстоятельств и цены, которую ему готовы заплатить. Но Явдат был одним из тех,
кому Рашковский доверял. Если даже не абсолютно, то в огромной мере. Он доверял
ему больше всех на свете, за исключением Кудлина, с которым был знаком уже два
десятка лет.
— Повезешь Анну в аэропорт, — приказал Рашковский начальнику
охраны.
Тот молча кивнул. Он вообще не любил много говорить. Его
скуластое лицо с большими черными глазами, упрямым подбородком, короткими
темными усами, уже начинавшими седеть, в обрамлении длинных волос, спадающих на
плечи, в Европе и Америке, где часто бывал Рашковский, производило неотразимое
впечатление.
