— Честное слово, нет. — Он сел напротив. — Ну, немножко… Это
не совсем тетя. Это знакомая моего друга.
— И не кандидат наук, — засмеялась она.
— Не кандидат, — сознался он, — но все равно хороший
специалист.
— Когда ты врешь, — добродушно заметила Марина, — ты
шмыгаешь носом, прячешь глаза и начинаешь краснеть. Поэтому тебе лучше говорить
правду, иначе сразу видно, где именно ты собираешься приврать.
— Бабушка тоже говорит, что я не умею врать. — Андрей посмотрел
на телефон. — Можно я позвоню?
— Конечно.
— Бабуля, — быстро сказал Андрей, — это я. Ты не волнуйся, у
меня все в порядке. Через два часа буду дома. Да, я у Славика. Честное слово, у
Славика. Ну, пока.
— Ты опять шмыгал носом, — добродушно заметила Марина. —
Видимо, и бабушка это чувствует.
— Конечно, чувствует, — засмеялся Андрей. Он взял свою
чашку, чуть пригубил.
— Через полтора часа будет готова твоя рубашка, — сказала
Марина, взглянув на часы, — я закажу тебе такси.
— Не нужно, — торопливо сказал Андрей, — я сам доберусь на
метро.
Очевидно, у него было не так много денег и он не хотел в
этом признаваться. С другой стороны, на него могли организовать повторное
нападение на станции метро. Пока она не поговорит с Циннером, нападения могли
продолжаться. И в этот раз Андрея могли избить гораздо сильнее.
— Нет, — решительно сказала она, — я сама знаю, как
поступить. В конце концов, ты пострадал из-за меня, когда отправился в
булочную. Поэтому позволь и мне немного подумать о моем юном друге.
— Почему юном? — обиженно спросил он. — Мне уже двадцать
лет.
— О пожилом, — согласилась она. — Мне в тридцать казалось,
что жизнь уже кончена. А в сорок я поняла, что она только начинается.
— Говорят, что женщина сильно меняется после тридцати, —
несмело заметил Андрей, — это правда?
— Думаю, что да, — рассудительно ответила Марина. — Это было
давно, и я не помню, как именно я изменилась. Но, возможно, ты прав. Мы
меняемся с возрастом. И не всегда в лучшую сторону.
Они проговорили все полтора часа, пока не была готова его
рубашка. Марина достала ее из стиральной машины и, несмотря на протесты Андрея,
тщательно выгладила. Ей было приятно заботиться о нем. Он надел рубашку,
куртку, церемонно поклонился и пошел к выходу. В этот вечер он даже не спросил
— можно ли ему остаться, понимая, что ответ будет однозначно отрицательным.
А она после его ухода долго сидела на диване, не включая
телевизор. И думала о чем-то своем. А затем, свернувшись калачиком, уснула, не
вставая с дивана. Только ночью, уже в третьем часу, проснувшись, она поднялась
с дивана, прошла в спальную комнату и разделась, перед тем как лечь в постель.
Почему-то настроение у нее было испорчено, словно она видела тяжелый сон,
который так и не могла вспомнить. Она снова уснула, и ей снился молодой человек
с двумя лицами. Одно из них было лицом Андрея Камышева, второе принадлежало ее
сыну.
Глава 12
Рашковский приехал на дачу поздно вечером, когда ему
доложили, что Фомичев просит разговора. Он взял телефон, взглянув на часы. Был
уже десятый час вечера.
— Я еду к вам, — доложил генерал.
— В чем дело? — спросил Рашковский.
— Я выезжаю, — коротко сообщил Фомичев, — у меня не
телефонный разговор.
Рашковский спустился вниз, чтобы встретить генерала. Если
Фомичев говорил в таком тоне, это означало, что ситуация действительно
требовала личной встречи. Автомобиль Фомичева въехал на дачу через несколько
минут. Выбравшись из машины, генерал тут же подошел к Валентину Давидовичу.
— У нас все хорошо, — коротко доложил он, — мы сумели взять
свидетеля.
— Где он? — повернулся к нему Рашковский. — Вы его привезли?
— Нет, конечно, — ответил генерал, — это слишком опасно. В
ФСБ могут просчитать варианты и довольно легко понять, что это мы с вами
организовали похищение. Мои люди действовали аккуратно и не убили сотрудников
ФСБ, охранявших свидетеля. Это лишний раз укрепит их во мнении, что это дело
наших рук. Боюсь, что и без свидетеля у нас назревают большие неприятности.
— Мне это неинтересно. Где свидетель?
— Мы можем туда съездить. Но только на моей машине. Ваша
слишком известна. После похищения сотрудники ФСБ могут следить за вашей дачей и
за вашими автомобилями.
— Вы стали в последнее время слишком осторожным, —
Рашковский хотел сказать «трусливым», но сдержался. Он не хотел обижать
генерала. Тот понял намек и мгновенную паузу перед словом «осторожным».
— Я ничего не боюсь, — прохрипел Фомичев, — но вы должны
понимать, что они обязательно выйдут на нас.
— Это ваши проблемы. Мы заплатили столько денег, чтобы
узнать, где контрразведка прячет свидетеля. Кстати, а почему они не держали его
в тюрьме? Ведь оттуда мы бы наверняка не сумели его достать?
— Сам не понимаю, — признался генерал, — говорят, что было указание
руководства. Парень ранен в ногу, его нужно было отправлять в больницу или в
тюремный госпиталь. Но его почему-то отвезли на квартиру. Хотя, по логике
вещей, все понятно. Вы слишком известный человек.
— Поэтому на меня можно нападать? И стрелять моих детей? —
зло сверкая глазами, спросил Рашковский.
Генерал промолчал. Он видел, в каком настроении пребывал
последние дни Рашковский. За дочь он больше не беспокоился. Но он не понимал,
кто и почему организовал это нападение. А не узнав этого, не имел права
расслабляться, так как покушение могло повториться, и уже более результативно.
— Едем быстрее, — кивнул Рашковский, — я согласен
отправиться на чем угодно.
— Садитесь в мою машину, — повторил генерал, — мы выедем с
другой стороны участка. На всякий случай я положил в машину несколько
автоматов. Не волнуйтесь, кроме меня, никто не будет знать, куда мы
направляемся. Вы можете взять с собой одного человека, заменив моего охранника.
— Акпер! — крикнул Рашковский. — Иди сюда.
Через несколько минут автомобиль генерала, набирая скорость,
уже мчался по трассе. На переднем сиденье рядом с водителем сидел Акпер, а
позади — сам Фомичев и Рашковский.
— Видимо, его использовали, — тихо докладывал генерал, —
Алексей Форин работал в институте обычным охранником. Ему лет тридцать, не
больше.
— Кто его нанял?
— Пока не выяснили. Я решил, что будет лучше, если мы сами
его допросим. Ранение у него легкое, пуля зацепила мякоть, кость цела, иначе бы
его отправили на операцию.
