— Кто такой этот Суходолов?
— Мы с ним вместе сидели, — сообщил Форин.
— Ты судимый? — Фомичев взглянул на Рашковского. Тот молча
слушал.
— Нас подставили, — тяжело дышал пленник, — осудили за
изнасилование. Она сама хотела, а нас подставили…
— Что у вас было, — крикнул генерал, — говори спокойнее.
— Мы служили в Иркутске. Молодая женщина — путевой обходчик.
Мы с Федором были вместе. И еще один парень… А потом она пожаловалась… и нас
посадили. Мне дали шесть лет, Федору восемь. Я вышел быстрее. Потом мы
встретились в Москве. Он предложил работу. Я не виноват. Я не знал, что там
девочка…
— Где он живет?
— Метро «Таганская», улица Нижегородская, — выдохнул
пленник. — Я не виноват, — повторял он.
Фомичев посмотрел на часы. Было достаточно поздно, но нельзя
терять времени. Он взглянул на Арсена.
— У тебя машина здесь?
— Да, — кивнул тот.
— Возьми моего водителя и быстро туда. Привезете этого
Федора. Только быстро. У вас мало времени.
— Я поеду с ним, — предложил Акпер.
— Поезжай, — разрешил Рашковский.
— Нет, — резко возразил Фомичев, — поедет Арсен. По дороге
возьмете двоих наших. Ваш охранник должен быть все время рядом с вами. Мало ли
что может случиться.
Рашковский согласно кивнул. Арсен передал повязку Иманову,
чтобы тот мог зажать рот пленнику в случае необходимости, и сам поспешил к
своему автомобилю. Фомичев взглянул на пленника.
— Что он тебе предложил?
— Деньги. Пять тысяч долларов. Он сказал, что все будет
нормально. Мы собрались за городом, в Кунцеве. Нас было двенадцать человек. На
трех машинах. Нам объяснили, где нужно стрелять. Некоторые плохо говорили
по-русски. Двоим дали гранатометы.
— Кто объяснял? Федор?
— Нет. Там был один высокий мужик. Он, кажется, военный.
Подробно начертил схему и объяснил нам, где кому стоять. Сказал, что нужно
добить в первую очередь самого Рашковского. Всем показал его фотографию.
— Где именно в Кунцеве?
— У ангара. Там есть большой ангар при въезде. Я улицу не
помню, — виновато сказал пленник, — напротив бар был. И железнодорожная
станция.
— Деньги дали заранее?
— Нет. Только тысячу долларов. Остальные пообещали потом. Но
когда узнали, что мы ничего не смогли сделать, вообще не заплатили. Я прятался
несколько дней, потом нога начала сильно болеть, и я пошел к врачу. Он сказал,
что рана гноится. И когда обрабатывал мне ногу, приехали из ФСБ. Их медсестра
предупредила.
— Больше ничего не хочешь сказать?
— Они говорили, что в машине обязательно будет Рашковский, —
снова сказал пленник. — Мы не знали, что там его дочь. А когда поняли, стали
отходить. Охранники все время стреляли, убили нескольких наших. А меня ранили,
но я успел прыгнуть в машину.
— Вам сказали, где именно вас соберут?
— Нет. Ничего больше не сказали. Меня оставили в Завидове и
уехали. Я там живу. — Он умоляюще смотрел на Фомичева. Пленник готов был
говорить сколько угодно, лишь бы его не мучили и оставили жить.
— Когда в лагере сидел, стучал на товарищей? — вдруг спросил
Фомичев. — Сексотом был?
— Нет, — испугался еще больше Форин, — нет. Ни на кого не
стучал. Мне оперы несколько раз предлагали, но я отказывался. Честное слово…
— А потом деньги получал?
— Какие деньги? — не понимал несчастный.
— Ладно, все, — отмахнулся Николай Александрович.
Он кивнул Акперу, чтобы тот закрыл рот пленнику, и они с
Рашковским вышли из сарая.
— Непонятно, — хмуро сказал генерал, — они напали сборной
командой. Мы называем такие «солянкой». Они обычно бывают не очень
подготовлены. Видимо, среди них были и профессиональные военные. Этот кретин
явно не умеет управляться с гранатометом.
— Меня больше интересует, кто их нанял, — сухо заметил
Рашковский.
— Из него мы больше ничего не вытянем. Судя по всему, он не
врет. Но мы еще все проверим, — пообещал Фомичев.
В этот момент раздался телефонный звонок. Генерал достал
трубку.
— Я понял, — сказал он через некоторое время, нахмурившись,
— да, да, я все понял. Спасибо. — Он убрал аппарат, взглянул на Рашковского. —
В ФСБ начали поиск исчезнувшего свидетеля, — коротко доложил он. — Один из моих
бывших подчиненных позвонил. Они считают, что наши люди похитили свидетеля.
Меня сразу вычислили, я же вас предупреждал.
— Вы боитесь? — насмешливо спросил Рашковский.
— Нет. Но у меня есть определенная репутация.
— Почему они так быстро нас вычислили?
— Они все просчитали, — пояснил Фомичев. — Поняли, кому еще
нужен этот раненый. Либо тем, кто его нанял, либо тем, на кого он напал. Вот
сразу и решили проверить наше алиби. Сейчас одна группа сотрудников ФСБ поехала
к вам на дачу. Вторая, наверное, у меня дома.
— Пусть ищут. — Во дворе было темно, и Рашковский недовольно
оглянулся.
— Если хотите, мы войдем в дом, — предложил генерал. — Хотя
здесь давно никто не живет.
— Что мне там делать, — отмахнулся Рашковский, — я хочу
одного: знать, кто поручил этим типам напасть на мою машину. Мне нужно знать,
почему меня «заказали».
— Мы все узнаем, — в который раз уверил его Фомичев. —
Обязательно узнаем. Я вам обещаю, чего бы мне это ни стоило.
Снова раздался телефонный звонок. Генерал вновь извинился,
доставая аппарат.
— Тяните время, — приказал он кому-то из позвонивших. — Они
у вас на даче, — доложил он Рашковскому.
— Черт их возьми! — зло пробормотал Валентин Давидович. —
Быстро работают. Сколько раз я просил Кудлина найти мне нормального секретаря.
Уже сколько дней прошло.
— Нужна сильная женщина, — пробормотал генерал, — у вас
сложный график жизни.
Рашковский вспомнил про больницу. Взгляд женщины. Ее
уверенные движения, ее лицо, книгу в руках. Он достал свой аппарат, набрал
номер.
— Ничего не говорите, — на всякий случай предупредил
Фомичев, — ваш телефон могут сейчас прослушивать. Они ищут свидетеля.
— Не беспокойтесь, — отмахнулся Рашковский, — я по другому
поводу. Алло, Леня, это Валентин говорит. Слушай, ты узнал, кто эта женщина,
которую я встретил в больнице?
— Дочь какого-то дипломата, — ответил Кудлин, — ее отец друг
адмирала, который лежит в палате напротив нашей. Она несколько раз к нему
приходила.
