— Подожди, — сказал Кудлин, — я узнал про нее много
интересного. Оказывается, она защищалась на кафедре, где работает Елизавета
Алексеевна. Твоя тетка. Ты меня слышишь?
Рашковский молчал несколько секунд. Затем спросил:
— Может, нам ее подставляют? Нужно проверить. Может, их
специально познакомили с моей теткой.
— Они знакомы много лет, — торопливо сказал Кудлин, — ты
думаешь, ее готовили столько лет?
— Как ее зовут?
— Марина Владимировна Чернышева. Можешь сам узнать у своей
тетки.
— Я тебе перезвоню. — Рашковский отключился. Он сидел в
кабинете с представителями японской фирмы. — Извините меня, — пробормотал он
переводчику, — мне нужно на минуту вас покинуть.
Он встал из-за стола, оставив изумленных японцев, и вышел из
кабинета. Из приемной он быстро набрал номер Добронравовых.
— Тетя Лиза, добрый день, — быстро сказал Рашковский, — это
я, Валя.
— Здравствуй, Валентин, — обрадовалась Елизавета Алексеевна,
— ты так редко звонишь.
— Я бываю занят.
Он взглянул на стоявшую рядом с ним Лиду и сделал знак
рукой, чтобы она вывела из приемной двух постоянно дежуривших здесь
телохранителей. Лида испуганно кивнула, показывая парням на дверь.
— Тетя Лиза, я хотел узнать у вас насчет одного человека, —
сказал Рашковский, усаживаясь на стол, — вы знаете Марину Владимировну
Чернышеву?
— Мариночку? Конечно, знаю. Очень толковый, надежный
человек. И красивая женщина. А почему ты спрашиваешь?
— Как давно вы ее знаете?
— Давно. Уже много лет. Кажется, лет двенадцать или
тринадцать. Она защищала у нас диссертацию и много консультировалась со мной. У
нее была очень интересная тема…
— Подождите, — довольно невежливо перебил ее Рашковский, —
это действительно было двенадцать лет назад?
— Да, конечно. Она защитилась у нас на кафедре.
— Где она тогда работала?
— В каком-то закрытом учреждении. Кажется, их называли
«почтовыми ящиками». Сейчас она тоже работает в каком-то закрытом институте.
Очень умная женщина. Жаль, что у нее не сложилась личная жизнь…
— Как это не сложилась?
— У нее нет мужа. Кажется, он погиб много лет назад, или они
развелись, и потом он погиб. Я подробности не знаю, не уточняла. А сынишка у
нее был хороший, очень хороший мальчик. Сейчас он уже взрослый.
— Значит, вы ее знаете много лет?
— Да, конечно, знаю. — Она несколько увлеклась. Рашковский
не так часто звонил своей тетке, к тому же он всегда торопился, и поэтому
сработал «эффект исповедальности». Когда разговаривают два человека и один
невольно подлаживается под второго, он часто говорит не совсем то, что думает,
а именно то, что хочет услышать первый. Так и Елизавета Алексеевна невольно
увлеклась и несколько преувеличила свои отношения с Чернышевой. — Мы общаемся
уже двенадцать лет, — добавила она, не уточняя, что в этот период включен и
довольно долгий срок, когда они не виделись. Но она сказала именно то, что
хотел слышать Рашковский.
— Она с кем-нибудь живет? — спросил он, взглянув на Лиду и
жестом попросив воды.
— Ну да, с сыном, — ответила ничего не подозревавшая тетка.
— Я имею в виду мужчину, — улыбнулся он, принимая стакан
воды из рук своего секретаря, — у нее есть кто-нибудь?
— Как тебе не стыдно, — возмутилась она, — я такие вопросы
ей не задавала. Она взрослая женщина и сама решает, как устроить свою жизнь. А
почему ты так ею заинтересовался?
— Ничего. Мне просто было интересно. Спасибо, тетя Лиза, и,
пожалуйста, не говорите ей о нашем разговоре.
— Конечно, конечно, — заверила она его таким тоном, что он
усмехнулся. — Как твои? Как девочка, мы у нее были в больнице. Это такой ужас.
— Да, — ледяным голосом сказал он.
— Как твои в Англии? Ты с ними говорил?
— Да, конечно. Все нормально. Спасибо, тетя Лиза, я еще
позвоню. И до свидания. — Он отключил аппарат, подумав, что она обязательно
расскажет об их разговоре самой Чернышевой. Впрочем, это было не так страшно.
Затем, повернув голову, он попросил Лиду: — Соедини меня с Кудлиным.
Лида знала о ранении девочки и видела, в каком состоянии он
ходил все последние дни. Именно поэтому она мгновенно выполняла требования
своего шефа. Набрав номер мобильного телефона Кудлина, она передала трубку
Рашковскому.
— Леня, — сказал Валентин Давидович, — ты был прав. Они
знакомы уже много лет. Такой подставки не бывает. Двенадцать лет назад я был
всего лишь начинающим, дилетантом. Но говорят, она работает в каком-то
секретном институте. Может, он связан с органами?
— Она так же связана с органами, как мы с космосом, —
пошутил Кудлин, — просто работает в режимном институте.
— Все равно, — жестко напомнил Рашковский, — нужно все точно
проверить. Еще несколько раз. Не мне тебя учить. А вообще-то это удача. Тетя
Лиза говорит, что у нее нет мужа. И она, кажется, знает английский.
— Еще и испанский. Она работала за границей.
— Тогда это просто находка. Ладно, приезжай ко мне,
поговорим.
Рашковский бросил трубку Лиде, поправил галстук и пошел в
кабинет продолжать переговоры с японцами. Когда он закончил переговоры, Лида
доложила, что он должен ехать на заседание бюджетного комитета Государственной
думы, куда были приглашены все ведущие банкиры страны. Он собирался выйти из
кабинета, когда к нему вошел Фомичев. Увидев генерала, Рашковский нахмурился. В
последнее время Николай Александрович все чаще напоминал ему о собственных провалах.
— Что случилось? — спросил Рашковский.
— У меня к вам разговор, — сказал Фомичев. — Очень важный
разговор, — торопливо добавил он.
— Потом, — отмахнулся Рашковский, — я сейчас очень занят.
— Нет, — неожиданно твердо ответил генерал, — у меня к вам
очень важный разговор.
Рашковский взглянул на него.
— Говорите, — потребовал он.
— Не здесь, — неожиданно сказал Фомичев.
— Как это — не здесь? — не понял Рашковский. — Вы меня
уверяли, что в моем кабинете абсолютно безопасно. Вы говорили о самой совершенной
защите.
— Верно, — сказал с убитым лицом генерал, — но мне нужно с
вами поговорить.
— А здесь говорить нельзя?
— Нет, нельзя.
— Тогда у вас в кабинете.
— Нет. — У генерала было не просто плохое настроение. Он был
явно не в себе.
