— В моей машине, — предложил Рашковский, но собеседник
покачал головой. — Что происходит? — разозлился Валентин Давидович. — Вы можете
мне внятно объяснить?
— Я хотел бы с вами поговорить, — опустил голову Николай
Александрович, — может, мы выйдем из вашего кабинета?
Рашковский понял, что произошло нечто невозможное. Он
испытующе взглянул на генерала. Затем нажал кнопку прямой связи со своим
секретарем.
— Лида, я никуда не еду. Пойдем, — сказал он Фомичеву.
Они вышли в приемную.
— Здесь мы можем поговорить? — зло спросил Рашковский.
— Нежелательно, — честно признался генерал.
— Тогда куда? — рявкнул Рашковский. — Куда мне идти? В свою
спальню, в туалет, в комнату отдыха? Куда мне спрятаться от «жучков»? Что мне
делать, если вы не можете обеспечить элементарную защиту от прослушивания? Куда
мне бежать?
— Идите за мной, — предложил генерал.
Они вышли в коридор. Фомичев шел первым. Они дошли до конца
коридора и остановились перед туалетами. Слева был мужской.
— Я так и думал, — зло пробормотал Рашковский, — что в конце
концов вы загоните меня в сортир.
Фомичев постучал в правую дверь, словно в кабинет.
— Вы ошиблись, — прохрипел Рашковский, — здесь женский
туалет. Или вы хотите, чтобы мы вошли туда?
Фомичев постучал еще раз, затем открыл дверь. В туалете
никого не было.
— Войдите, — предложил генерал, — это единственное место на
этаже, где вы не можете появиться. Именно поэтому мы сюда и пришли. Войдите, у
меня действительно исключительно важное сообщение.
Когда Рашковский вошел, Фомичев закрыл дверь.
— Положение очень серьезное, — сказал генерал, — настолько
серьезное, что я должен рассказать вам все, чтобы вы сами решили, как именно
поступить.
— Что произошло?
— Я знаю, кто стоял за нападающими. Кто их нанял.
— Имя? — придвинулся ближе к генералу Рашковский. — Назовите
мне имя.
— Это ФСБ, — выдавил Фомичев, — это были их люди.
— Что?! — изумленно спросил Рашковский. — Вы с ума сошли?
Как это ФСБ? Вы хотите сказать…
— Да, — впервые позволил себе перебить Рашковского Фомичев,
— они организовали нападение на ваш кортеж. С самого начала я был уверен, что
здесь нечисто. К тому же Форина спрятали на квартире, а не в тюрьме. А когда
они так быстро убрали второго свидетеля, я понял, что за этим нападением стоят
спецслужбы.
— У вас есть факты или это ваши домыслы? — спросил
Рашковский.
— Факты, — сурово ответил генерал, — я встречался с
представителями ФСБ. Мне поставили условие, чтобы вы уехали из страны. В
течение недели. Иначе нападение повторится и они вас ликвидируют.
— Как это — уехал? Они мне решили угрожать? Они, очевидно,
не понимают, с кем связались. Я сообщу об этом во все газеты, дам сообщение по
всем телеканалам, я обращусь в Думу, к новому президенту.
— Нет, — устало ответил Фомичев, — ничего не выйдет.
— Почему не выйдет?
— У них есть конкретное указание. Вы же понимаете, что на
такое убийство они не могли пойти без санкции руководства. У них была эта
санкция, Валентин Давидович.
— Кто им дал разрешение? Директор ФСБ? Премьер? Кто?
— Сам президент, — ответил генерал.
Рашковский оглянулся по сторонам. Почему-то подошел к
зеркалу, поправляя галстук.
— Так, — сказал он, оборачиваясь к генералу, — значит, так.
Откуда вы это знаете?
— Я же вам объяснил. Мне сделали конкретную раскладку. У них
есть указание нового президента избавить страну от преступности. Они не будут
церемониться, Валентин Давидович. И не станут искать доказательств вашей вины.
Все это в прошлом. У них есть конкретный приказ убрать несколько авторитетов,
устрашив остальных. Если вы не уедете, то будете первой жертвой.
— Значит, я должен показать им, что испугался. Должен
сбежать?
— Иначе они вас убьют. И я не смогу вас защитить. Вы же
понимаете, Валентин Давидович, что никакой защиты от ФСБ не существует. Я могу
охранять вас от преступников, могу каким-то образом попытаться защитить вас от
наемных киллеров. Но от ФСБ я вас защитить не смогу. И вы это должны понимать.
— Что вы мне советуете? — спросил Рашковский с перекошенным
от сильного волнения лицом.
— Не знаю, — честно признался Фомичев, — если это указание
президента, они пойдут на все.
— Вы думаете, президент приказал им меня убить?
— Конечно, нет. Он приказал навести порядок, поприжать
преступность. А вы для многих знаковая фигура. Все об этом знают. Поэтому
решили начать с вас.
— И чуть не убили мою девочку. Если это были сотрудники ФСБ,
почему они стреляли в мою дочь?
— Не знаю, — чуть запнувшись, соврал генерал, — может, у них
тоже бывают накладки.
Рашковский был интуитивным руководителем, и он почувствовал
некоторую заминку.
— Накладка, — насмешливо повторил он, — значит, и у них
бывают накладки?
— Может быть, — печально ответил генерал, — иногда бывают
подобные вещи.
Он не стал говорить своего предположения о том, что сам не
верил ни в какие накладки. Он не стал говорить, что все было рассчитано именно
с целью взбесить самого Рашковского. Он не хотел этого говорить. Но и вообще
промолчать он не мог.
— Вы должны уехать, — повторил Фомичев, — и быть готовым к
неприятностям. Не исключено, что в стране начнутся новые разборки. В
контрразведке постараются поссорить разные группировки друг с другом, чтобы
понятие «верховный судья» окончательно потеряло свой смысл. Извините меня,
Валентин Давидович, но это правда.
— Я понимаю. — Рашковский подошел к раковине, наклонился,
открыл воду, плеснул на лицо. Дверь задергалась.
— Нельзя! — крикнул Фомичев. В дверь постучали, и они
услышали голос Кудлина.
— Что произошло? — спросил Леонид Дмитриевич. — Почему вы
здесь?
— Он тебе расскажет, почему мы здесь, — сказал Рашковский.
Он ослабил узел галстука и начал умываться. Затем достал салфетки, вытер лицо.
Фомичев и Кудлин молчали.
— Я еще подумаю, — тяжело дыша, сказал Рашковский. — Нужно
все продумать. Поедем ко мне на дачу. Погуляем вокруг дома, посоветуемся.
Расскажите Лене обо всем, Николай Александрович, пусть «порадуется» вместе с
нами.
Рашковский повернулся и вышел в коридор, ничего не добавив к
сказанному. В коридоре стояла испуганная Лида.
