— Поговорили, — вздохнул Цапов, — кто тебе про стукача
удавленного рассказал?
— Не лезь, — попросил еще раз Цыган, — здоровее будешь.
Когда два пахана в зоне что-то не поделили, остальные молчать должны, не
вмешиваться. Иначе задавят его. Оба объединятся и задавят. Закон зоны: в
разборки авторитетов не встревать.
— Ты меня не пугай, — улыбнулся Цапов, — я же тебе объяснил,
что мне нужно.
— Как хочешь, — пожал плечами Цыган, — только учти, что я
тебе не помощник. Это не моя зона, здесь мне ловить нечего. Я с тобой не
говорил, ты меня не спрашивал… Договорились. Я не боюсь, что меня прибьют. Я
смерти никогда не боялся. Я боюсь, что меня возьмут и заставят тебя назвать. А
я сукой никогда не был. Я слабым оказаться боюсь, ты меня понимаешь?
— Понимаю.
— Найдешь Савраску. Ты его знаешь. Он в клубе всегда
ошивается. Где мужиков любят.
— У Семы?
— Вот-вот. Найди его и спроси. Он тебе, может, какую-нибудь
новость подкинет. Убитого звали Алексеем Фориным. А я ничего общего с этим
делом иметь не хочу. Извини. Поехали, выпьем вместе.
— Нет, — сказал Цапов, — лучше уж, чтобы нас вместе не видели.
У Цыгана дернулось лицо. Он нахмурился.
— Ты меня не обижай, Фокусник. Я тебя как друга просил в это
дело не лезть. А сам я ничего не боюсь. Если хочешь, вместе поедем к Савраске.
Ты меня знаешь. Я ни в бога, ни в дьявола не верю. Или ты сомневаться во мне
стал?
— Нет, конечно, — засмеялся Цапов. — Поехали. Я согласен.
Пришлось потерять весь день на ненужную попойку с Цыганом и
его людьми. На следующий день дико болела голова. В таких случаях он не
опохмелялся, зная, что затем его будет клонить ко сну. Выпив крепкого кофе, он
весь день проспал, надеясь, что к вечеру голова немного пройдет. В его
однокомнатной квартире не было душа, и ему пришлось поехать на свою настоящую
квартиру, чтобы принять душ, побриться, переодеться и только затем отправиться
в клуб, о котором ему говорил Цыган.
В последние годы было легализовано много подобных клубов,
где встречались не просто случайные посетители, а лица с определенной
сексуальной ориентацией. При советской власти подобные клубы были немыслимы, а
гомосексуализм строго преследовался и карался. И лишь с утверждением некоторых
демократических принципов в обществе воцарилась некая терпимость. Но, как
обычно бывает, начался перехлест, когда нетрадиционная ориентация стала модной
в богемных кругах. Число гей-клубов стремительно выросло, а количество
«приписанных» к ним мужчин рисковало стать подавляющим в некоторых кругах,
определявших современную политику, культуру и искусство.
Фокусник не любил посещать подобные места, однако он приехал
в клуб, убрав с лица брезгливое выражение, какое обычно бывало у настоящих
уголовников, презиравших подобные сборища.
В клубе играла музыка, было довольно многолюдно. Кроме
молодых людей, попадались и довольно пожилые, и даже женщины, приходившие сюда
частью поглазеть на экзотику, а частью ищущие для себя подруг среди себе
подобных. Цапов нашел в углу небольшой столик, сел за него и попросил официанта
принести ему джин с тоником. Когда официант выполнил заказ, он схватил его
руку. Мелькнула стодолларовая купюра.
— Мне нужен Савраска, — сказал Цапов.
Официант посмотрел на деньги, взял их и кивнул. Савраской
звали Антона Сазонова, молодого человека, который красил волосы прядями,
перемежая светлые и темные, за что и получил свое прозвище. Савраска имел
обширный круг знакомых среди известных политиков и деятелей культуры.
К их столику вскоре подошел молодой человек в голубом
атласном костюме — обтягивающие брюки и рубашка, зачесанные назад волосы
ниспадали на спину полосатыми прядями.
— Ты кто такой? — спросил Савраска в лоб Цапова, усаживаясь
напротив. — Говорят, ты миллионер, а я такого миллионера не знаю.
— Я просто случайный гость, — усмехнулся Цапов, — который
пришел сюда, чтобы с тобой познакомиться.
— Очень интересно, — кокетливо улыбнулся Савраска, — значит,
ты пришел сюда, чтобы увидеть меня.
— Ага, — мрачно подтвердил Цапов, — чтобы с тобой
пообщаться.
— Ох какой ты настойчивый. Давно таких не было. Прямо сейчас
хочешь общаться или перенесем на вечер?
— Давай прямо сейчас.
— Как хочешь, — улыбнулся Савраска. — У тебя есть квартира?
Или ты очень торопишься?
— Ты меня не понял, — сурово сказал Цапов. — Я пришел с
тобой поговорить.
— Что значит не понял? У тебя нет квартиры? Или ты
эстет-интеллектуал? Любишь платоническую любовь? Может, ты извращенец?
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Запишешься ко мне на прием, может, я подумаю, когда тебя
принять, — зло бросил Савраска и попытался подняться. Цапов дернул его за руку,
силой усадил обратно.
— Чего ты дергаешься? — разозлился парень, снова попытавшись
встать.
На этот раз Цапов ударил своего собеседника по ребрам. Тот
вскрикнул.
— У меня к тебе важное дело, дорогой, — зашептал ему на ухо
Цапов. — Сиди и не дергайся. Мне нужно знать все про Форина.
— Какой такой Форин? — не понял Савраска. Вернее, сделал
вид, что не понял.
— Сам знаешь — какой. Твой знакомый, которого недавно
удавили. Что ты про него знаешь?
— Ничего, ничего, пусти меня, — испугался гей.
— Сидеть. Я тебя по-хорошему спрашиваю. Если сейчас не
скажешь, я тебя лично удавлю. Говори.
— Не знаю я, не знаю. Я ничего не знаю.
Цапов схватил руку своего собеседника и сдавил его ладонь с
такой силой, что Савраска вскрикнул.
— Откуда ты узнал про Форина? Кто тебе рассказал? Кто?
— Мне больно. Отпусти. Мне рассказал… Отпусти. Мне Федя
рассказывал, Суходолов. Отпусти, говорю!
Цапов отпустил руку, но было уже поздно. На крик Савраски
обернулось сразу несколько человек. Нахмурившись, двое двигались к их столику.
— Черт бы вас побрал, — пробормотал Цапов, — придется еще
здесь драться. Только этого не хватало.
Он оттолкнул от себя Савраску и поднялся, намереваясь выйти
из клуба. Но один из нападавших схватил его за плечо.
— Ты почему пристаешь к парню? Видишь, он тебя не хочет.
— Убери руку, — посоветовал Цапов, — я не приставал.
— Мы все видели, — настаивал первый, бородатый и здоровый
парень в черной майке. Другой, с выбритым черепом, молча стоял рядом. — Он к
тебе приставал, Савраска? — спросил бородач, и в этот момент Цапов резко ударил
его в солнечное сплетение и, оттолкнув от себя бритого, поспешил к выходу. По
дороге он еще дважды отпихивал кого-то от себя и наконец выбрался на улицу.
