— Нет, — упрямо повторял отец, — одень мальчика, мы пойдем
вместе с ним.
— Но он еще не завтракал, — мать пыталась отстоять сына, уже
понимая, зачем он понадобился.
— Быстрее! — заорал отец.
Почти тут же мать вышла из спальни, и ее теплые проворные
руки достали его из кроватки. Потом его быстро одевают и — ура! — не заставляют
есть на завтрак постылую манную кашу. Отец берет его в свой автомобиль, сажает,
как взрослого, на переднее сиденье, рядом с собой, и они уезжают в отцовской
роскошной машине, которой завидовали все соседские мальчишки.
Ни у кого в доме не было такой машины. И не только в доме,
но и во всем Тбилиси. Его отец был директором самого крупного в городе
универмага, и при встрече с ним уважительно здоровались не только обычные люди
— учителя, врачи, соседи, знакомые, но и сам генерал, живущий в третьем подъезде.
Директор универмага Давид Рашковский был потомком польских колонистов, которые
появились в Закавказье еще в середине прошлого века. Именно тогда на Кавказ
стали ссылать польских бунтовщиков, и они оседали на этих землях. Отец Давида —
Яцек Рашковский приехал в Тбилиси еще мальчиком и вырос в этом городе, ставшем
для него родным. Здесь он встретил и свою любовь — Нину Дадиани, девушку из
известного мингрельского рода, проживавшую в Тбилиси со своей семьей. Отец Нины
долго возражал против встречи своей дочери с сыном никому не известного
бунтовщика, к тому же человека другого народа. Но и он сдался, когда узнал, что
княжеский род Рашковских насчитывал несколько поколений именитых шляхтичей.
Отец Нины мог быть доволен. Княжеская фамилия Дадиани в этом
случае сохраняла свое достоинство. По большому счету Дадиани были даже не
княжеским, а царским родом. Отец девушки скрепя сердце дал согласие на брак
своей дочери с поляком, человеком католической веры. Потом родился внук Давид,
которого они все так полюбили. Но это было уже во времена безбожной власти,
которую отец Нины не пережил. Его расстреляли в тридцать седьмом.
Давид был известным человеком в городе не только потому, что
все знали его княжескую родословную по матери и по отцу. Закончив торговый
техникум, а затем и экономический институт, Давид быстро пошел в гору, став
одним из самых уважаемых людей в городе, директором крупного универмага.
Неприятности у него начались, когда в район, где находился универмаг, пришел
новый первый секретарь райкома — Автандил Джохадзе. С первого дня секретарь
повел настоящую войну против самого известного человека в районе. Автандил был
честным человеком, и это сыграло с ним злую шутку. Очень честные люди часто
бывают недалекими и глупыми, если честность является проявлением не их
моральных качеств, а обычной глупости или никчемности. Таким был и Автандил. Не
способный ничего сотворить или построить, решить какой-нибудь стоящий вопрос,
он был воплощением серой бездарности, пусть честного, но лишенного ума
человека. Такие убеждены, что все вокруг воруют и обманывают исключительно в
силу своих дурных природных наклонностей, а он выбран богом для кары
преступающим закон, осмелившимся попрать моральные принципы.
Самыми большими святошами обычно бывают несостоявшиеся
грешники. Самые лицемерные ханжи — это неспособные на блуд импотенты. Самые
строгие моралисты — это никчемные приспособленцы. Бывают исключения, когда
высокий дух возносит человека на недосягаемую моральную высоту. Но это, увы,
редкие исключения из общих правил.
Автандил видел свое предназначение в том, чтобы убрать
позорное «клеймо» с района, уничтожить позорящего всех честных граждан
директора универмага Давида Рашковского. Война велась на полное уничтожение. И
поэтому в этот день отец встал так рано, чтобы выехать с сыном за город. Они
довольно долго ехали, пока наконец не добрались до крупного поселка, где в
самом центре находился небольшой универмаг. Конечно, не такой, как у отца, но
довольно приличный. Отец вышел из машины, взяв сына за руку. Потом он довольно
долго, с юмором рассказывал тамошнему директору длинную смешную историю. И они
долго смеялись над этой историей, которая, очевидно, случилась в
действительности. И перед самым отъездом отец почему-то соврал, попросив
принести ему новую печатную машинку, мол, в его универмаге они кончились, а он
хочет купить ее для жены. Сын уже готов был вступить в разговор, ему не
терпелось сообщить, что мама была как раз против этой поездки, и, когда дядя
директор вышел из кабинета, чтобы лично выполнить просьбу уважаемого гостя,
мальчик заявил об этом отцу, и очень громко, не учтя, что их слушает молодая
секретарша, которая сидела в приемной.
И здесь происходит неожиданное. Всегда добрая отцовская рука
вдруг больно и резко дергает его за ухо, и отец кричит, что он себя плохо ведет
все утро. Подобная несправедливость больнее любого наказания, и мальчик долго
молчит, даже когда печатная машинка уже уложена в машину и отец расплачивается
за нее с заведующим.
Они едут назад, и всю дорогу повеселевший отец рассказывает
смешные истории, пытаясь задобрить сына, и даже останавливается у другого
магазина, чтобы выбрать ему машинку и купить мороженое, которое запрещает есть
мама. Мальчик не может понять, что происходит с отцом, чем вызвана столь
стремительная смена его настроений.
И только приехав домой, он слышит, как отец восторженно
показывает жене печатную машинку. И долго объясняет ей, как он обманул
неизвестного директора, пообещав ему показать эту печатную машинку своей
супруге. Сын так и не понимает, в чем состоит обман, ведь отец на его глазах
уплатил деньги за эту машинку. Только став взрослее, он понял, в чем было дело
и каков был замысел отца. Мать тоже сразу не может понять, для чего нужна чужая
печатная машинка в их доме, и отец снова терпеливо объясняет, что все машинки
находятся под контролем непонятного КГБ. Непонятного и оттого более страшного.
Он приглушенным голосом объясняет матери, что, как только он напечатает на
машинке какую-то непонятную «анонимку», он сразу вернет печатную машинку
обратно в магазин, объяснив там, что она не понравилась его жене. Машинка будет
продана другому лицу, и никто никогда не сможет узнать — кто именно написал эту
анонимку на конкретной печатной машинке. Он еще объясняет матери, что все
печатные машинки находятся на строгом учете и невозможно найти чужую машинку, о
которой бы не узнали в непонятных органах или в еще более непонятном райкоме.
Пораженная его выдумкой, мать уходит в комнату сына и
почему-то тихо плачет. И только позже, когда отец уезжает вернуть якобы не
понравившуюся машинку, она крепко обнимает сына, по-прежнему ничего не
объясняя. Только спустя много лет он поймет, что именно сделал отец. Ведь
покупка не была зафиксирована в магазине, деньги отцу вернули, и машинка могла
быть продана кому угодно, в том числе и вышестоящему начальству.
Такие уроки запоминались надолго. Автандила сняли с работы
через месяц после проверки поступившего сигнала в горком партии. В этот день
отец устроил большое угощение, пригласив весь дом. Пили за здоровье отца, тосты
следовали один за другим. Маленький Валентин запомнил все, что делал и говорил
отец. И еще запомнился другой день, когда за отцом все-таки пришли. Автандила
уже не было в районе, но его приказ проверить универмаг от подвала до чердака
компетентные органы выполнили. И после ревизии отца арестовали. Потом был суд,
приговор и долгое детство с матерью вдвоем. Пока не вернулся отец… Через девять
лет.
