— Почему в таком случае вы не добились большого успеха в
жизни?
— Разве? — удивилась она. — По-моему, самодостаточность —
один из основных принципов жизни счастливого человека.
— Вы работали за рубежом, у вас была возможность блестящей
карьеры. А теперь вы работаете в обычном научно-исследовательском институте, —
продолжал провоцировать ее Журавлев, — вам не кажется, что ваша карьера не
удалась?
— Нет, не кажется, — убежденно произнесла Марина. — Я
собираюсь защищать докторскую диссертацию. По-моему, в моем возрасте это не
называется «неудавшейся карьерой». Возможно, через двадцать лет я буду уже
членом-корреспондентом, — нанесла она очередной укол Журавлеву. Тот взглянул на
Кудлина, усмехнулся и промолчал, не комментируя ее слова.
— Какие недостатки вы знаете за собой? — спросил Вениамин
Денисович.
— Это некоторая неуравновешенность. Возможные срывы,
связанные с неустоявшейся личной жизнью. Способность замыкаться в себе,
неумение планировать свою жизнь… Достаточно или нужно продолжать дальше?
— Не нужно. Скажите, как вы себя поведете, если ваша подруга
уведет от вас любимого мужчину?
— Мой любимый мужчина — мой сын. Надеюсь, его от меня не
уведут никогда, — усмехнулась она. — Но в таком случае я не стану выяснять
отношений. Порву с обоими. Так будет правильно. Выброшу их из своей жизни.
— Если после вашей работы кто-нибудь предложит вам более
высокий оклад и лучшую должность — вы примете это предложение?
— Не знаю. Если это будет связано с изменой предыдущим
руководителям, то вряд ли. Если нет, тогда возможно…
— Почему? Почему вы будете считать себя обязанной прежним
руководителям?
— Это достаточно просто, — пояснила Марина, — они выводят
меня на новый уровень, с которого я начинаю другой отсчет. Получается, что и
последующие предложения будут отталкиваться от уже существующих.
Официант унес рыбу и принес тонкие куски сырого мяса,
которые можно было поджаривать на специальной жаровне. Кудлин, любивший
подобное «барбекю», начал осторожно раскладывать куски мяса, переворачивая их
каждые несколько секунд. Марина отказалась от мяса. В этот момент Журавлев
вдруг спросил:
— Вы можете отказаться от своего мнения?
— Сформулируйте ситуацию, — попросила она.
— Вас уговорили или запугали. Какой вариант вам нравится
больше?
— Меня трудно испугать, — немного подумав, призналась она, —
а уговорить практически невозможно. Скорее можно убедить.
— Предположим, что вас убедили. Вы легко откажетесь от
собственного мнения?
— Нет. Все-таки нет, — ответила она. — Я полагаю, что
причины должны быть очень вескими. Но и в этом случае я крепко подумаю.
Журавлев вздохнул. Очевидно, долгий разговор утомил и его.
Он снял очки, протер стекла и, не надевая их, спросил:
— А сами вы хотите перейти на новую работу?
— Да. Но мотивация моего поступка не имеет ничего общего с
материальными моментами, — откровенно сказала она, взглянув в глаза психолога.
Тот заморгал, надел очки. И больше ничего не спросил. Через
несколько минут принесли кофе и десерт. Журавлев больше не задавал вопросов.
Кудлин рассказал какой-то анекдот, но никто не улыбнулся. Леонид Дмитриевич
понял, что ужин завершен. Он взглянул на часы.
— Машина вас ждет, — сказал он, — мы увидимся с вами
послезавтра. Спасибо за ужин, Марина Владимировна.
— Спасибо вам, — кивнула она на прощание Кудлину, — и вам, —
сказала она, обращаясь к Журавлеву. Тот почему-то встал и, неловко поправляя
очки, кивнул ей на прощание, первым протягивая руку.
— До свидания, — сказал он.
Когда Чернышева ушла, Кудлин проводил ее до лестницы. Затем
вернулся и спросил:
— Как вы ее находите?
Журавлев взглянул на него, поправил очки и начал говорить…
Глава 22
Он с трудом приходил в себя. Удар был достаточно сильным.
Цапов чуть приоткрыл глаза, все поплыло, он пока ничего не видел. Чувствовал,
как его потряхивает. Очевидно, они находились в автомобиле и его куда-то везли.
Цапов закрыл глаза. Он знал, как важно не дергаться, не обнаружить, что уже
что-то слышишь. Именно поэтому он не стал разжимать губ, впрочем, он все равно
не смог бы этого сделать. Рот был заклеен скотчем. Руки и ноги связаны. Нужно
не шевелиться, стараясь не обнаруживать себя. Он напрягся, когда услышал голоса
рядом.
— Здорово ты его стукнул. Он в себя не скоро придет. А
может, он окочурился?
— Нет. Дышит, стервец, я проверял. Он еще нам живой нужен. К
Савраске приставал, стервец, хотел его запугать. Ничего. Теперь недолго ему
людей пугать. У Звонка он все выложит.
— Думаешь, расскажет? А если он подосланный?
— У Звонка и не такие раскалывались. Конечно, все расскажет.
Как миленький. А потом пойдет на дно, как остальные.
— Это я понимаю, — хохотнул второй. У первого был голос с
хрипотцой. Второй, очевидно, был помоложе.
Нужно прийти в себя и постараться понять, что же произошло.
Савраска ему не соврал. Но эти двое, очевидно, ждали на улице. Сейчас они его
куда-то везут. Один сказал про Звонка. Кто такой Звонок? Он обязан вспомнить,
где слышал эту кликуху. Господи, как болит голова. Кажется, это легкое
сотрясение. Впрочем, про боль нужно попытаться забыть. Вспомнить, кто такой
Звонок! Они везут его к нему.
Черт возьми! Видимо, его действительно здорово стукнули. Как
он мог забыть о Звонке! Вячеслав Звонков — известный лидер подмосковной
преступной группировки, сумевший за короткое время пробиться в лидеры не
столько своими организаторскими способностями, сколько феноменальной
жестокостью и решительностью действий. Постепенно все прочие подмосковные
группировки признали его негласное лидерство. Последнего строптивого «вора в
законе» Звонков лично застрелил во время встречи в ресторане. Правда, по городу
ходили упорные слухи, что расправиться с преступным авторитетом Звонкову помог
сам Рашковский, который поддерживал того в стремлении быть первым. Значит, он
его оценил…
Имя Звонкова уже несколько лет наводило ужас на криминальные
группировки столицы. Он создал мощную структуру боевиков и всегда мог выставить
несколько сот вооруженных людей, готовых выступить по его приказу. Подобными
силами обладал лишь лидер грузинской группировки, которому традиционно
подчинялись и некоторые другие этнические криминальные группы. Но он не был,
подобно Звонкову, фаворитом Рашковского. Поэтому вынужден был уступить пальму
первенства. Предполагали, что Звонков вошел в состав «посвященных»,
собиравшихся на совет у «верховного судьи». А это уже был знак абсолютного
лидерства — подобной чести было удостоено всего несколько человек.
