— Сергей, привет! Что у тебя с финансами? Какие-то проблемы?
Только говори покороче, — торопливо произнес Кудлин.
В отличие от Перевалова хитрый армянин прекрасно знал, как
прослушиваются мобильные телефоны.
— У меня появились некоторые проблемы, — сообщил он.
Кудлин взглянул на стоявшего в стороне Перевалова.
— Но так нельзя. Мы договаривались.
— Я помню, конечно. Но сейчас у всех трудности. И у меня
свои трудности, и даже у Валентина Давидовича, — он явно намекал на возможный
отъезд Рашковского. Осел, неужто не понимает, что это не разговор? Или
чувствует себя таким неуязвимым?..
— Трудности у всех есть, Сергей, — жестко сказал Кудлин. —
Но договоренности нужно выполнять.
— Нужно, — согласился Галустян, — но у меня сейчас,
повторяю, проблемы. Не беспокойтесь, я скоро решу их и сделаю все, о чем мы
договаривались.
— Послушай меня, — сделал последнюю попытку нажать на
собеседника Кудлин, — так нельзя. Это неправильно…
— Ты меня не учи, — разозлился Галустян, — я сам все решаю.
Пока твой босс за партой сидел, я в колониях баланду ел. Ты меня не учи… — он
перешел на крик, забыв, что говорит по мобильному телефону.
Кудлин терпеливо слушал, понимая, что не имеет права
отключаться. Когда наконец Галустян откричался, он спросил:
— Сколько времени вам нужно, чтобы решить ваши проблемы? —
Он все еще хотел спасти положение. Но Галустяна уже было не остановить:
— Сколько нужно, столько и будем решать.
— До свидания, — холодно попрощался Кудлин, отключая
аппарат. Он закрыл глаза. Только этого не хватало.
Тяжело вздохнув, подошел к Перевалову.
— На следующей неделе вам переведут недостающие деньги, —
сказал он банкиру. — И помните, что все контрольные пакеты акций должны быть
закреплены за банком «Армада».
Когда Перевалов уехал, Кудлин поднялся к себе в кабинет и,
попросив секретаря ни с кем его не соединять, заново начал просматривать все
бумаги. Официально Кудлин не являлся вице-президентом банка, занимая скромную
должность консультанта президента. Но все в банке знали, что даже первый
вице-президент не пользовался таким авторитетом и властью, как консультант
президента. Кудлин был из той породы людей, которых интересовала реальная
власть и реальные деньги, а мишуру в виде постов и должностей они с
удовольствием уступали другим.
Он закончил работать в девять часов вечера. Собирая свои
бумаги, чтобы положить их в сейф, обнаружил на столе записку Фомичева. Ту, где
он написал: «Не знаю». Тщательно разорвал ее и бросил обрывки бумаги в корзину
для мусора.
Выйдя из кабинета и продолжая думать о разговоре с
Галустяном, он вспомнил и эту записку. Проходя мимо кабинета Чернышевой, он с
удивлением обнаружил, что она еще не уехала домой. Кудлин постучал и услышал ее
голос:
— Войдите.
Он вошел в кабинет.
— Уже десятый час, — заметил Леонид Дмитриевич, — все давно
уехали. Почему вы еще здесь?
— Мне сказали, что завтра мы летим в Лондон, а многие вещи я
должна узнать сегодня. Поэтому я взяла список сотрудников банка и людей, с
которыми Валентин Давидович обычно работает. Хочу запомнить все телефоны,
которые ему могут понадобиться.
— Похвальное рвение, — пробормотал Кудлин. — В любом случае
не задерживайтесь. И пусть водитель подождет вас внизу. В городе лучше не
появляться одной в столь позднее время.
— Я отпустила водителя, — сообщила она. — У меня есть своя
машина.
— Постарайтесь о ней забыть, — отрезал Кудлин. — В вашем
положении нельзя сидеть за рулем «Жигулей». И оставьте завтра машину где-нибудь
на стоянке. До свидания.
Кудлин вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь. Когда она
завтра уедет, нужно попросить Фомичева сделать самый тщательный обыск в ее
квартире, подумал он. Если генерал прав, то Рашковский может застрять за
границей… Не зря эта записка. Кудлин внезапно принял решение отправиться на
дачу, где оставался Рашковский.
Он приехал к нему поздно вечером. Рашковский работал в
кабинете. Узнав, что приехал Кудлин, он спустился вниз, и они вышли во двор. С
недавних пор все разговоры в доме были прекращены.
— Что-нибудь случилось? — спросил Рашковский.
— Хочу поговорить насчет твоего отъезда, — вздохнул Кудлин.
— Мне очень не нравится ситуация, в которую мы попали. Очень не нравится, —
повторил он.
— Мне тоже не нравится, — сказал Рашковский. — Ну и что?
Уеду в Англию, устрою Анну и постараюсь вернуться.
— Нет, — сказал Кудлин. — Сегодня Фомичев случайно
оговорился, сказав, что ты, возможно, пробудешь там месяц или больше.
— Это не ему решать, — жестко ответил Рашковский.
— Подожди, — попросил Кудлин, — не перебивай меня. Ты ведь
знаешь Фомичева. Он всегда добросовестно служил нам за те деньги, которые ты
ему платишь. Но я думаю, что сейчас он знает гораздо больше, чем мы. Видимо,
ему объяснили, что ты должен уехать навсегда. Вообще отойти от дел. И это —
единственная гарантия твоей жизни. Это как раз тот случай, когда обычными
мерами ничего не решишь. Здесь не поможет ни Фомичев с его людьми, ни наши
связи, ни наши «друзья».
Рашковский сделал несколько шагов в молчании. Он обдумывал
ситуацию. Потом обернулся и спросил:
— Что ты конкретно предлагаешь?
— Ты все знаешь лучше меня, — пожал плечами Кудлин. — Твой
вопрос уже давно стал политическим. Значит, нужно решать его другими методами.
И ты прекрасно знаешь, какими. Другого выхода у нас нет. Нужно связаться с
мистером Адамсом, выйти на зарубежных банкиров. На самые крупные банки. Нужно
задействовать все, что у нас есть. И возможно, тогда мы получим шанс вернуться
живыми в Москву.
— Я подумаю над твоими словами, — пообещал Рашковский. Он
помолчал и спросил: — Что там с Чернышевой? Она входит в курс дела?
— До десяти вечера сидела сегодня на работе. Ты меня извини,
Валентин, я никогда не лез к тебе со своими предложениями. Но, может быть, нам
лучше оставить Чернышеву в Москве? Давай мы ее подготовим, а потом она прилетит
к тебе. Может, так будет лучше?
— Лучше — для кого? — резко спросил Рашковский. — Я уже
принял решение. Если у тебя есть конкретные подозрения — сообщи. А если нет,
иди к черту.
— Ей будет трудно.
— Поэтому я выбрал психолога. Думаю, она справится. У тебя
есть еще какие-нибудь гениальные предложения?
— Есть, — оглянулся по сторонам Кудлин, — деньги Перевалову
мы перевели. Он сделал все, о чем мы его просили. Но Галустян не перевел своей
суммы. Говорит, что слишком большая и он не может сразу найти таких денег.
