— Это вас не устраивает? — спросила она, вопросительно глядя
на молодого человека.
— Я думал, вы актриса, — признался он, — или журналистка. И
вы действительно знаете эти языки?
— Знаю, — вздохнула она, — действительно знаю. А почему вы
спрашиваете?
— Я говорю по-испански, — признался он.
— Неужели?
Парень интересовал ее все больше и больше. Она давно не
видела таких глубоких глаз. По глазам всегда можно сказать, чему они служат —
телу или душе. Глаза молодого человека служили его душе.
— Где вы научились говорить по-испански? — спросила она.
— В Мадриде, — ответил он и добавил уже по-испански: — Мне
говорят, что я неплохо говорю, но я не уверен в своем произношении.
— Молодец, — похвалила Марина, — произношение безупречное.
Вы учились в Мадриде?
— В средней школе, — признался Андрей, — мой отец работал в
Мадриде. И я учился там несколько лет. Поэтому неплохо знаю испанский и немного
говорю по-английски. А вы действительно работаете в научно-исследовательском
институте?
— Да, — кивнула она, — у тебя еще есть вопросы? — она
невольно перешла на «ты». Ей казалось, что Андрея она знает уже давно.
— Есть. Как называется ваш институт?
Она покачала головой.
— Сообщаю для сведения, — улыбаясь, сказала она ему, — мой
сын в настоящее время находится за рубежом, проходит стажировку в Сорбонне. А
сколько тебе лет? — вдруг спросила она у молодого человека.
— Двадцать.
— Значит, мой сын старше тебя. Еще вопросы есть?
— В каком институте вы работаете? — упрямо повторил Андрей.
— Это уже дурно, — заметила она, — не стоит быть таким
назойливым.
В этот момент вошел заместитель декана вместе с Елизаветой
Алексеевной. Пожилая женщина сразу узнала ее.
— Мариночка, — защебетала она, — сколько лет я тебя не
видела.
Пока они целовались, Марина взглянула туда, где недавно
стоял Андрей. Там никого не было. Ей стало немного не по себе — зачем обидела
парня. Елизавета Алексеевна продолжала щебетать.
— Ты столько лет у нас не появлялась. Ведь уже десять, —
вспомнила она, — как твой мальчик?
— Спасибо, хорошо. Он уже взрослый. Сейчас на стажировке в
Сорбонне.
— Господи, как летит время, — всплеснула руками Елизавета
Алексеевна. — Ты должна обязательно заехать ко мне. Обязательно. Знаешь, как
рада будет моя свекровь!
— Она еще жива?
— Представь себе. Ей уже девяносто четыре.
Елизавета Алексеевна разглагольствовала еще минут двадцать.
Заместитель декана улыбался. Все знали, как трудно остановить Добронравову,
когда она разойдется. За двадцать минут Марина узнала все новости о трех внуках
своей собеседницы, о ее новых кошках, о самочувствии ее мужа и сына, о поездке
ее дочери в Америку.
— Сейчас она преподает в Бостоне, представляешь? — На ее
розовом круглом лице появилось умильное выражение. Она достала фотографию и
протянула Марине. — Посмотри-ка, — сказала она, улыбаясь, — это моя дочь. Рядом
стоит ее муж. Вот видишь. Ему пятьдесят три, но он кажется значительно старше
своих лет. У него больные суставы. Он тоже преподает там, но только в колледже.
У них одна девочка. Ты, наверно, помнишь. А у сына уже двое. И оба мальчики. Ты
их не видела, он женился десять лет назад.
— Чудесно, — Марина с улыбкой вернула фотографию, — ваша
дочь сама решила уехать в Америку? Или ее пригласили? Сейчас многие решили
обосноваться на Западе. Так ваших кто-то рекомендовал или сами устраивались? —
Ей хотелось подвести старушку к разговору о ее племяннике.
— Ой, — всплеснула руками Елизавета Алексеевна, — ты же не
знаешь моего Валю. Хотя его знает весь мир. Он им помог. Его мама — моя
двоюродная сестра.
— Какого Валю? — Все должно было произойти естественно.
— Валентин Рашковский, самый известный бизнесмен. Ты,
наверное, знаешь банк «Армада». Он владелец этого банка. И еще кучи всяких
компаний. Его все время показывают по телевизору. Правда, говорят гадости, ну
да бог с ними. Я уже не реагирую. Мы ведь знаем Валю с детства. Когда его отца
арестовали, он остался с матерью, с моей сестрой. Мы им помогали всегда, чем
могли. А сейчас он нам помогает. Это он предложил послать их в Бостон. И даже
оплатил дорогу и помог там с домом. Молодец, правда?
— Я даже не знала, что он ваш родственник.
— А я никому не говорю, — понизила голос Елизавета
Алексеевна, оглянувшись на заместителя декана, — но все знают, — добавила она,
вздыхая. — Такая известная фамилия. Все пишут, что он еврей. А у него дед был
поляк. А бабушка — грузинка. Представляешь, какая смесь. Ну мама у него,
конечно, русская, моя сестра. Его отца звали Давид, так захотела назвать его
мать-грузинка. Наверное, в честь Давида-строителя или в честь какого-нибудь из
своих родственников. Но все газеты пишут, что его отец был евреем. Честно
говоря, я не понимаю, почему это считается вроде как обвинением. А если бы не
поляк, а еврей, ну и что? — рассудительно спросила Елизавета Алексеевна. — Я бы
только гордилась, если бы у меня были еще и еврейские корни. Древняя умная
нация.
— Валентин Давидович очень помог нашему деканату, — с
чувством сообщил Михаил Григорьевич, — мы ему многим обязаны. Он оборудовал
компьютерами все наши кафедры.
— Какой замечательный человек, — вежливо согласилась Марина.
— Мне пора, — она посмотрела на часы, поднимаясь со стула, — я к вам
обязательно зайду. Я все же надеюсь найти у вас материалы для моей работы.
— Тебе давно пора защищаться, — убежденно сказала
Добронравова, — а завтра заходи к нам. Мы тебя вечером будем ждать. Ты не
забыла, где мы живем?
— Нет, не забыла. Приду обязательно.
— Ты замуж вышла? Или все одна? — ворчливо спросила
Елизавета Алексеевна.
— Я люблю свободу, — рассмеялась Марина, забирая сумку со
стула.
Она вышла в коридор. Там никого не было. Ей стало немного
грустно. Она почему-то надеялась, что Андрей дождется окончания ее беседы в
деканате. Зачем? — посмеялась она над собой. Если бы Сергей узнал, он наверняка
посмеялся бы. Сергей Кочегин — ее давний друг, с которым она встречалась уже
несколько лет. Журналист-международник, он привык к свободному образу жизни, к
частым зарубежным командировкам и к полной вольнице. Их отношения устраивали
обоих. Они встречались, вместе проводили время, иногда он оставался у нее,
иногда она оставалась у него. Но им даже в голову не могло прийти постоянно
жить вместе. Для этого они были слишком большими индивидуалистами. Да и знаки
гороскопа, о которых иногда со смехом читал Сергей, не сулили им счастливого
сожительства. Он — упрямый, настойчивый, раздражительный Телец, она — не менее
упрямый, взрывной, импульсивный и энергичный Овен.
