— Что? — не поняла Марина.
— Я сказал, что совсем не жалею об этой красотке.
Он смотрел ей в глаза. Своим немыслимым взглядом. Нельзя
было смотреть на него так долго. Тем более — говорить. Это было неправильно,
невозможно. Но она вдруг сказала:
— Может быть, вы зайдете ко мне?
И он ответил:
— Да. С удовольствием.
Больше не было произнесено ни слова. Они вошли в номер, и
она резко обернулась. Поцелуй их был таким страстным, что оба почувствовали
боль в сведенных скулах. Их руки лихорадочно срывали одежду. Они рухнули на
кровать. Страсть ослепила их, лишила дара слова. Только однажды она спросила
его с таинственной улыбкой, которая озаряет лицо любимой в постели:
— Мне сохранять неподвижность?
И тогда в ее комнате раздался сдерживаемый хохот. Они
смеялись долго и озорно. Смеялись, позабыв обо всем на свете.
Глава 41
На следующий день они вылетели в Лондон. Марину неприятно
удивило отсутствие Кудлина. Хотя он утром сообщил, что летит в Москву по делам.
У него действительно могли быть дела в Москве, ей не хотелось думать, что он улетел
из-за нее. Рашковский вел себя безупречно. Он ни разу не дал понять, что между
ними что-то произошло этой ночью.
Они прилетели в Лондон вечером. Встречавшие их автомобили
стояли в аэропорту. Марина увидела в автомобиле Рашковского Оксану Борисовну. Марина
отвернулась, чувствуя, как гадко стало у нее на душе. Это было новое,
неизвестное ей ранее чувство. Она никогда не встречалась с женатыми людьми,
принципиально избегая подобных связей. И уж тем более не встречалась с женами,
которых совместно обманывали с любовником. Она вдруг подумала, что не сможет
притвориться, не сможет как ни в чем не бывало подойти к жене Рашковского и
поздороваться.
Но все прошло благополучно. Рашковский кивнул жене,
усаживаясь в машину. Похоже, он не был удивлен ее появлением в аэропорту. Она
заметила, что при встрече Рашковский не поцеловал жену. Очевидно, такие
нежности были не в их правилах. Или и другие нежности здесь также
отсутствовали?
Уже усевшись в салон лимузина, в котором приехала за ним
Оксана Борисовна, он кивнул на прощание Марине. Оксана Борисовна проследила его
взгляд, но промолчала. Машина уехала. За ней последовала машина охраны.
Следующие два автомобиля были предназначены для людей, сопровождавших
Рашковского. Из свиты оставалась еще одна. Лишняя машина была отпущена, на
оставшейся она отправилась в знакомый «Гровнор».
На следующий день было много работы. Рашковский время от
времени звонил в Нью-Йорк, выяснял ситуацию в Париже, связывался с Москвой. Они
работали так, словно забыли, что между ними произошло. Лишь к вечеру, передавая
ей какую-то бумагу, он задел ее руку своими пальцами. Эффект оказался настолько
сильным, что оба внезапно отдернули руки и бумага упала на ковер. Оба
усмехнулись и ринулись поднимать документ. Он оказался проворнее. Подав ей лист
бумаги, он попросил, чтобы она задержалась после работы. Марина хотела
возразить, но, взглянув на него, согласно кивнула.
В семь часов Рашковский отпустил Гинзбурга и прочих
представителей лондонского филиала. Она осталась на своем месте. Когда все
вышли, Рашковский подошел к окну и, глядя на улицу, тихо сказал:
— Я хотел извиниться перед вами за то, что произошло вчера.
— Вы считаете, что за это нужно извиняться? — спросила
Марина чуть дрогнувшим голосом.
Он повернулся к ней:
— Нет, конечно. Это личное дело каждого мужчины и каждой
женщины. У нас в компании работают около трех тысяч людей, из которых примерно
половина женщины. Каждый волен поступать так, как ему заблагорассудится. Но не
в этом случае. Я всегда считал неправильным подобные отношения на службе. Вам
не кажется, что это несколько мешает совместной работе?
— Не знаю. Но, по данным психологов, это, наоборот,
укрепляет семьи и помогает сотрудникам чувствовать себя гораздо увереннее.
Рашковский усмехнулся:
— И я должен полагать, что вы, опираясь на эти
статистические данные, решили почувствовать себя увереннее и укрепить мою
семью?
— Нет, — улыбнулась Марина, — но вчерашний случай произошел
не только потому, что вы мой начальник, а я ваша подчиненная. Если бы я сама
этого не хотела, этого бы никогда не произошло.
Рашковский удовлетворенно кивнул, давая понять, что разговор
закончен. Словно они исчерпали эту тему и не собирались к ней более
возвращаться.
Вечер она провела одна. К счастью, в этот вечер Циннер ее не
беспокоил. Она рано легла спать и рано проснулась. И тут раздался телефонный
звонок. Марина взглянула на часы. Было только десять минут восьмого. Недовольно
нахмурившись, она взяла трубку. Но на другом конце провода не ответили. Зато
почти сразу постучали в дверь, и посыльный принес ей свежую газету. Она взяла
газету, развернула ее. На первой странице были подчеркнуты несколько цифр.
Теперь она знала, куда звонить.
Пришлось одеться и спуститься вниз, чтобы позвонить из
холла, где был установлен обычный телефон, по которому можно было говорить с
карточкой. Набрав номер, она не удивилась, услышав голос Циннера:
— Доброе утро, Марина.
— Доброе утро. Что случилось?
— После совещания в Стамбуле все изменилось. Банкиры решили
помочь Рашковскому в получении гарантий на кредит. А преступные авторитеты, в
свою очередь, прекратили внутренние разборки. Я думаю, в сегодняшних газетах вы
прочтете много интересного.
— В каком смысле?
— Вчера была арестована группа сотрудников ФСБ. По личному
поручению директора ФСБ они занимались провокациями и устранением наиболее
одиозных преступных лидеров. Разумеется, они действовали незаконно, без решений
суда и санкций прокуратуры. Через три часа должна состояться пресс-конференция
Игоря Николаевича.
— Не понимаю, зачем вы мне это говорите.
— Они организовали несколько нападений, в том числе и на
кортеж автомобилей Валентина Рашковского.
— Не может быть, — в растерянности произнесла Чернышева, —
значит, это были не бандитские разборки?
— Прочтете в завтрашних газетах, — злорадно бросил Циннер, —
у каждого ведомства свои приоритеты. Пока мы решили бороться с преступностью,
разлагая ее изнутри, контрразведчики продумали свой план, как всегда, грубо и
топорно.
Излишне было говорить, что разведчики и контрразведчики
всегда недолюбливали друг друга, а соперничество подобных ведомств носило
ожесточенный характер не только в бывшем Советском Союзе. В Германии, кстати,
тоже. Теперь она понимала, почему к ее операции был подключен весь
аналитический отдел, а группа психологов помогала Циннеру решать их задачи.
Очевидно, перед всеми правоохранительными органами страны была поставлена
конкретная задача: добиться заметного снижения уровня преступности. В
контрразведке решили сделать ставку на силовые методы, заставив преступных
авторитетов истреблять друг друга. В разведке решили скооперироваться с
милицией и провести масштабную операцию по внедрению в руководство преступных
организаций собственных агентов.
