– Но и с оружием небезопасно ходить. Случайно можно застрелиться.
– Я не собираюсь стреляться.
Она на него посмотрела, склонив набок голову.
– Рада слышать, Марти. Значит, я зря волновалась все это время.
Марти взглянул в яркие голубые глаза, неподвластные возрасту, и задумался, что будет, если кто-нибудь из членов этой семьи когда-нибудь скажет правду.
– Подумывал одно время, – осторожно признался он.
– Наверно, до сих пор подумываешь, раз таскаешь с собой эту штуку.
Кажется, правда сработала. Марти решил еще раз попробовать:
– Джек меня попросил заглянуть домой и забрать его. Его здорово напугали убийства, он велел мне за тобой присматривать.
Лили хлебнула воды из стакана, не глядя на него.
– Правда?
– Да.
– М-м-м. Значит, теперь у меня есть телохранитель? Собираешься перебраться сюда, навсегда поселиться? Притащил огромный чемодан.
Марти с усилием улыбнулся, глядя на старый твидовый кофр, который они с Ханной купили для свадебного путешествия.
– Побуду, пока копы не найдут убийцу.
Лили очень осторожно поставила стакан на столик и поднялась с кресла.
– Ну, тогда распаковывай вещи.
Вешая последние штаны цвета хаки в шкаф в спальне, Марти услышал тихий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, вошла Лили со стопкой чистого белья, положила его на кровать.
Он с сомнением посмотрел на белоснежные трусы, лежавшие сверху стопки.
– Это мои?
– Целый день в хлорке отмачивала. Ты когда-нибудь слышал о хлорке?
Марти подошел, взял их в руки. Спереди заглажены бритвенно-острые складки.
– Ты выгладила мое нижнее белье?
Лили пожала плечами:
– Что же мы, дикари? Разумеется, выгладила. – Лили направилась к шкафу, осматривая только что развешанные брюки. – Нельзя их так складывать, – заметила она, снимая каждую пару с вешалки и выравнивая точно по складкам.
Закончив, оглянулась на Марти, сидевшего на кровати и наблюдавшего за ней с горькой улыбкой.
– Что?
– Так всегда делала Ханна.
Лили поджала губы, отвернулась, кивнула.
– Все мы ходим с ранами в сердце. – Она снова взглянула ему в глаза. – Но все-таки ходим.
– В этом я иногда не уверен. Почему держимся, когда дела так плохи? – Он посмотрел на выцветшую голубоватую татуировку на ее руке. – В иные моменты задумываешься, стоит ли дальше жить.
Лили расправила плечи под красным пушистым халатом и твердо на него взглянула:
– Никогда. Ни на одну минуту. Жить всегда стоит.
Марти еще долго сидел на кровати, когда дверь за ней закрылась, чуть пристыженный из-за того, что крошечная старушка оказалась гораздо сильнее его.
Наконец, подошел к стоявшему в углу старому секретеру с откидной круглой крышкой и сел перед ним. В верхнем ящике почти пусто, только блокнот и упаковка с шариковыми авторучками. Он старательно уложил блокнот посередине стола, выбрал ручку и принялся ждать. Со временем рука сама собой задвигалась, подняла ручку, нарисовала кружок, от которого протянулись стрелки, как солнечные лучи. На самом солнце возникла надпись ДЖЕК.
Через час Марти откинулся на спинку стула, протер горевшие глаза и впервые за долгое время захотел выпить не виски, а кофе. Исписал три страницы заметками и вопросами, а в голове еще вертелись мысли, которые следовало перенести на бумагу.
Именно так он работал над особенно заковыристыми делами, и привычное занятие напомнило о многочисленных вечерах, когда Ханна украдкой пробиралась к нему в кабинет, обнимала за плечи и ласково упрекала за то, что он оставляет ее в одиночестве в широкой холодной постели. Марти почти почувствовал ее мягкие руки, запах лимонного туалетного мыла, щекочущее прикосновение шелковистых волос.
На губах медленно расплылась радостная улыбка. Почти целый год вспоминал только смерть Ханны. А теперь впервые вспомнил ее живой.
«Мне становится лучше», – подумал он, переворачивая новую блокнотную страницу.
25
Солнце только начинало вставать над рекой, когда Магоцци с Джино переезжали через Миссисипи по мосту на Лейк-стрит. Розовые и золотые полоски на небе отражались в темной воде, мерцая струйчатыми пузырьками шампанского.
– Боже, как мне хотелось бы изобразить это на полотне, – пробормотал Магоцци. – Взгляни на воду, Джино, до чего красиво.
Напарник хмыкнул. Нынче утром у него набухли мешки под глазами, коротко стриженные светлые волосы сердито топорщились.
– В задницу такую красоту. Ты бы не восторгался, если б провел ночь как я. Сюрприз наелся детской каши со всякими животными разных цветов, и мы часа три видели настоящую радугу. Точно как эта самая вода.
– Не рановато ли ему есть такую кашу?
– Если послушать Анджелу, он вообще не ест кашу. Она в схроне у меня лежала. Знаешь, есть такие липучки, которыми дверцы буфетов и шкафчиков заклеивают от ребятишек?
– Не знаю.
– Так вот, либо они никуда не годятся, либо Сюрприз гений.
– Перестань называть его гением, иначе у него разовьется комплекс.
– В глаза не называю, в сладкие детские влажные глазки. Старик, я умираю с голоду. Не объяснишь ли, почему машины стоят намертво на мосту в шесть утра?
Легендарные воды, над которыми они зависли, служили границей между Миннеаполисом и его двойником, а вновь просмотрев нынче утром репортаж Кристин Келлер, Магоцци понял, почему шеф Малкерсон предпочел провести срочное утреннее совещание в жалкой закусочной в Сент-Поле. Прошел слух, что репортеры прочно осадили здание муниципалитета в Миннеаполисе, значит, в последнюю очередь будут там их искать.
– Ох, смотри-ка, – проворчал Джино, выходя из машины, – дорога сплошь забита. Включай мигалку, я их сейчас сам разгоню. – Он пошел между рядами неподвижных автомобилей, и Магоцци мысленно помолился за водителей, которые не дают ему позавтракать.
Джино вернулся через пять с лишним минут, скользнул в дверцу с глуповатой улыбкой.
– Ну и дела.
Магоцци искоса окинул его взглядом:
– У тебя рубашка в перьях.
– Ну и что?
– Надеюсь, не съел какую-то птицу?
– Нет. Некая склонная к самоубийству утка-мамаша повела через мост весь свой выводок, словно она тут хозяйка. Знаешь, с какой скоростью бегают желтенькие утятки? На отлов ушла уйма времени. У одного типа в багажнике оказался пустой ящик из-под пива, куда мы их затолкали, чтобы он переправил семейство на другой берег. С минуты на минуту поедем.
