— Да куда, черт возьми, он едет? — спросил Фишер.
Эйден махнул мимо заправочной станции и всех магазинчиков, находившихся возле съезда с шоссе. Сейчас он уверенно направлялся в сторону района, где до сих пор жили мои родители и отец Фишера.
— Он что, едет к нам домой? Какого дьявола ему там понадобилось?
— Может, он один из временных дружков твоей матери? — хмыкнул Фишер.
— Фу… не говори глупостей.
Конечно, мы шутили, но Эйден и правда свернул на улицу, ведущую к нашему дому.
— Притормози, — попросила я Фишера. — Если он действительно едет к нам домой, мы сможем проследить за ним отсюда. Можешь встать прямо перед поворотом?
Фишер так и сделал. Мы наклонились вперед, наблюдая за тем, как машина Эйдена сворачивает к дому моих родителей.
— Почему он не сказал мне, что едет сюда? Я только вчера разговаривала с мамой, и она ни словом не упомянула, что Эйден собирается в гости.
— Может, они готовят какой-нибудь сюрприз? Праздничную вечеринку или что-то в этом роде?
— До моего дня рождения еще девять месяцев.
Эйден вышел из машины и скрылся в доме. В течение следующего часа я вновь и вновь перебирала в уме все мелочи, которые заставили меня заподозрить Эйдена в измене.
— Может, Эйден прав, — вздохнула я наконец, — и чтение дневника мне не на пользу. Я становлюсь болезненно подозрительной.
— Ну, подозревать его ты начала еще до чтения дневника, — напомнил мне Фишер.
— Так-то оно так, но вся та история, что изложена в дневнике… после нее волей-неволей начнешь подозревать всех окружающих. Не понимаю, как Александрия могла столько времени изменять своему мужу, да еще скрывать от него, что он, вполне возможно, не отец их ребенка.
— А парень, с которым она спит, приятель ее мужа?
Я кивнула.
— По-моему, это худшее из предательств: твоя жена и твой лучший друг.
— Точно, — сказал Фишер, — трудно представить себе что-то более отвратительное.
Сердце екнуло у меня в груди, когда дверь дома наконец распахнулась.
— Кто-то выходит.
На пороге появились мои родители и сестра. Пару минут они о чем-то говорили с Эйденом, после чего мама и отец ушли в дом, а сестра пошла провожать Эйдена до машины. Он распахнул перед Сесилией дверцу, но не успела она забраться внутрь, как он схватил ее за руку. Все дальнейшее я наблюдала будто в замедленной съемке.
Эйден привлек Сесилию к себе и наклонился для поцелуя. Все еще не в силах поверить увиденному, я ждала, что сестра оттолкнет его, даст ему пощечину… как если бы все происходило впервые.
Но та обняла его шею и ответила на поцелуй. Так они стояли, прильнув друг к другу… на пороге дома моих родителей.
Я не могла вымолвить ни слова. Я даже забыла про Фишера, пока он не заговорил.
— Знаешь, я был не прав. Все-таки есть вещи похуже, чем твоя жена, трахающаяся с твоим же другом. — Он ошеломленно покачал головой. — Вот он — худший вид предательства.
30
Стелла
— Да ты прикалываешься? — покачал головой Фишер. — Ну как такое возможно?
Я не собиралась ничего рассказывать своему другу, но не смогла удержаться. Всю неделю Фишер подозревал, что со мной что-то не так. А сегодня, когда он вошел ко мне в квартиру и застал меня в мятой пижаме, с нечесаной головой и опухшими глазами… Словом, пришлось выложить ему мои догадки насчет того, что Хадсон, вполне возможно, не отец Чарли.
— Я практически уверена, что не ошиблась, — вздохнула я. — Все сходится. Да и дневник этот я получила не от кого-нибудь, а от Эвелин.
— Откуда он у нее?
— Понятия не имею, — пожала я плечами. — Оливия как-то упомянула, что Эвелин и бывшая жена Хадсона рассорились из-за того, что Эвелин стащила у нее какую-то вещь. Возможно, этот самый дневник.
— Ну ладно, — Фишер на мгновение призадумался, — сделаем вот что. Я сейчас загляну к себе и вернусь с блокнотом и двумя бутылками вина. А тем временем ты умоешься и приведешь в порядок голову. Потом ты изложишь мне все факты, и мы посмотрим, смогу ли я прийти к тому же выводу, что и ты. Тогда мы разработаем стратегию твоего поведения.
— Не надо мне никакой стратегии, — нахохлилась я.
Фишер взял меня за руки и помог подняться с дивана.
— Нет, надо. Когда ты впервые сказала мне, что подозреваешь Эйдена в измене, я просто отмахнулся от твоих подозрений. А надо было прислушаться к тебе и подумать, как нам вместе докопаться до истины. Я этого не сделал, чем обрек тебя на месяцы неизвестности и страданий. Больше мы не повторим такой ошибки. К тому же, — взглянул он на мою нечесаную шевелюру, — не удивлюсь, если там успела завестись парочка крыс. Словом, иди причешись, а я вернусь через пять минут.
Я надулась, и ему пришлось проводить меня до спальни. Здесь он осторожно подтолкнул меня в сторону ванной.
— Ступай.
Спустя десять минут мы вместе уселись на диване. Фишер бросил взгляд на пустую обертку от шоколада.
— Ты что, умудрилась слопать весь шоколад?
Я нахмурилась. На следующее утро после того, как я сбежала из дома Хадсона, мне принесли роскошный букет экзотических цветов вместе с огромной, килограмма на полтора, шоколадкой «Хершис». Здесь же была записка от Хадсона: «Никакой шоколад не способен поднять мне настроение так, как это делаешь ты». За несколько дней я прикончила этот шоколадный батон, не переставая задаваться вопросом, сможет ли Хадсон повторить это, когда узнает всю правду.
— Даже не напоминай, — вздохнула я. — Давно уже я не чувствовала себя так плохо. Хадсон наверняка с ума сходит, пытаясь понять, почему я так внезапно исчезла и не отвечаю на его звонки. Но я просто не могу взглянуть ему в глаза, Фишер. Не могу. Я знаю, что причиняю ему боль, но это мелочи по сравнению с тем, что будет, когда я все ему расскажу.
Фишер сжал мою ладошку.
— Ты поступила правильно, детка. Это не та информация, которую можно вывалить на человека, если ты не уверен на сто процентов. Ну а если ты убедишься, что все это правда, надо подумать, как сообщить эту информацию помягче.
— Помягче? Фишер, мы говорим о его дочери!
— Ладно-ладно, но тебе нужно немного успокоиться, чтобы мы могли оценить все подробности. Ты выглядишь даже хуже, чем на свадьбе, когда рассказывала паре сотен гостей о том, как встретилась с невестой… которая была тебе совершенно не знакома.
Фишер налил нам по стакану красного вина и выпрямился с ручкой на изготовку. Теперь он выглядел настоящим юристом.
— Итак, начнем. Когда Эвелин дала тебе этот дневник?
— Года полтора назад, на мой день рождения. Помню, я еще удивилась этому подарку, так как не думала, что она знает про мой день рождения.
