— Все верно. — Ветре говорила тихо, но твердо. — Моя дочь… Аннетте… была в числе убитых членов общины. — Она грустно улыбнулась. — Все прошедшие с тех пор годы были для нас крайне болезненны. И для меня, и для мужа, и конечно, больше всего, для сына Аннетте Уильяма, опекунами которого мы теперь являемся.
Кари Лисе бросила взгляд на мужа.
— Страданий добавило и то, что мы узнали, что Аннетте солгала от отце Уильяма. Оказалось, что отец Уильяма — Бёрре Дранге.
— Сгоревший заживо пастор в Маридалене, убивший подростка выстрелом в живот из ружья? — театрально прокомментировал Сулли. — Почему вы решили рассказать об этом сейчас?
— Это было непростое решение. Пастор Дранге пропал после чудовищных событий в Сульру. Мы с мужем надеялись, что дело на этом кончилось, и ничего не говорили Уильяму, решив, что ему знать об этом не следует. — Супруги снова обменялись взглядами и короткой милой улыбкой.
— Но трагические события прошлой недели в Маридалене заставили вас изменить это решение?
— Конечно. Мы и представить себе не могли ничего подобного. Кроме того… теперь это дело известно всем, и я хочу открыть все карты моим однопартийцам.
— Ведь на этих выходных Христианская народная партия будет выбирать нового лидера. Не секрет, что большинство считают, что победите вы. Вы не боитесь, что эта информация может быть использована против вас?
— Это возможно, — Ветре прокашлялась. — К счастью, меня окружает множество порядочных людей. Хотелось бы выразить особую благодарность моему начальнику, премьер-министру Симону Рибе. Он оказал мне неоценимую поддержку. Ситуация никак не повлияла на нашу работу, и я весьма признательна ему за это.
Рибе подпрыгнул на кресле и с такой силой швырнул на стол пульт, что из него вылетели батарейки.
— Она ведь ни слова об этом не говорила! Что, мать твою, тут творится? — Он махнул рукой на экран ТВ. Рубен не отвечал, лишь сделал маленький шажок вперед, чтобы показать, что он слушает.
— Но власти скрывали от населения информацию о том, что планируется теракт?
Ветре кивнула.
— Полиция и служба разведки посчитали, что так будет правильно. Само собой, в принятии этого решения я участия не принимала. Но хочу подчеркнуть, что такие правила игры уходят корнями глубоко в историю. Выполнение решений контролирует служба безопасности полиции.
Кари Лисе Ветре не спеша формулировала ответы, а муж поглаживал ее по спине. Как трогательно подумал Рубен. Чертовски трогательно.
— Как ваш сын отреагировал на все это?
— Вы имеете в виду, мой внук?
Сулли кратко засмеялся, как бы извиняясь.
— Прошу прощения. Ваш внук, конечно.
— Надеюсь, люди поймут, что мы стараемся защитить его и рассказываем ему только самое необходимое. Он же еще ребенок. Но само собой, последние события произвели на него сильное впечатление. Как то, что он узнал о своем биологическом отце, и… — она аккуратно промокнула бумажной салфеткой глаза, — то, что мы не рассказали ему всю правду. — Это влияет на его обучение в школе, и иногда на отношения с другими детьми. Но он мальчик сильный и умный. Я думаю, он все понимает или поймет вскоре, что мы сделали все только из лучших побуждений.
У Рибе тряслись руки.
— Так не пойдет! Она воспользовалась делом, чтобы заработать симпатии! Ее дочь родила ребенка от террориста!
В воздухе осталось так мало кислорода, что Рубену казалось, он дышит через трубочку.
— Что бы вы сказали тем, кто спросит о вашей способности мыслить здраво? Ведь терроризм и террористы сильно повлияли на вашу жизнь, — спросил редактор.
— Думаю, многие родители знают, что иногда мы видим в детях только лучшие стороны. А Аннетте… вступив в секту Сульру, дочь изолировалась. Она потеряла способность мыслить здраво, и ею овладели… неправедные, греховные мысли о намерениях Господа. — Шмыгнув носом, Ветре вытерла слезу. — Мы должны были это увидеть и предупредить ситуацию. Конечно должны были. А потом стало слишком поздно. Но… любовь слепа. Клише, но так и есть.
Экран мигнул, и изображение пропало.
— Рибе выдернул провод из розетки и положил руки на стол. — Видишь, что творит эта женщина? Она все перевернула с ног на голову. Ты слышал, как она и меня добавила в эту кашу? Мол, я оказал ей неоценимую поддержку!
Премьер-министр прав. Если он даст всем понять, что не поддерживает Ветре, в глазах общества он будет просто циничной сволочью. А еще все бы поняли, что премьер не в состоянии контролировать собственных сотрудников. А Ветре предстанет порядочной дамой, пожертвовавшей собой ради внука. И вишенку на торте добавит полиция. Теперь, когда дело обнародовали, Ветре поспешила рассказать правду, чтобы у членов партии были все факты на столе перед выборами лидера. Перед выборами Ветре в качестве лидера. У Рубена не оставалось сомнений. Все любят, когда сначала рассказывают плохую новость, а потом хорошую. Когда показывают свою человечность. Политическая игра высшего уровня.
— А эти крокодильи слезы… — лицо Рибе побелело. — Эта женщина метит не в министры финансов. Она метит на мое место! Она хочет стать премьером! Ты… ты во всем виноват. Значит, она все знала! Кто-то ее предупредил!
Предполагалось, что слова начальника ранят Рубена. Что они проникнут в самую глубину души и вызовут в нем стыд. Всю свою взрослую жизнь Андерсен жертвовал всем своим временем и отдавал все свои силы ради этого человека. Но Рубен никогда не считал это жертвой. Напротив, Рубен считал эту работу самой важной, правильной и наполненной смыслом из всего, что он когда-либо делал. Он ни на секунду не пожалел о выбранном пути. Ни разу.
А теперь его обвиняют в предательстве?
Наверное именно это больше всего поразило Рубена Андерсена. Осознание, что слова Симона Рибе больше не вызывают в нем никаких эмоций. Желчь премьера не жгла ему сердце. Словно с Рубена сняли заклятье. Советник больше не испытывал никакого благоговения перед этим разгневанным мужчиной. Никакого страха, ни даже уважения, а только равнодушие.
Премьер-министр хотел, чтобы с Ветре как следует разобрались. Теперь удар отрикошетил в него самого.
Глава 68
В окнах опенспейса было темно. В стекле Фредрик увидел лишь собственное отражение. Свое лицо в прямоугольных очках. Ряд рабочих столов с мониторами, доску с уликами, которой он мог коснуться, если отодвинет кресло назад. Повернувшись лицом к зеркалу, следователь видел весь опенспейс зеркально. А повернувшись спиной, Фредрик видел все таким, как оно есть. Но не видел себя.
Что же лучше? Видеть мир таким, какой он есть, но не быть его частью, или видеть себя в мире, где все лишь зеркальное отражение? Какой он видел Кафу? Такой, как она была в реальности или как отражение в зеркале, где все было не так, как казалось? А может, даже и не как отражение в зеркале. А просто мираж. Отблеск чего-то чужого.
