— Да! Есть. Вообще-то она сказала перед отъездом, что… — Че пристально смотрит мне в глаза, будто намерен влезть прямо в душу и вывернуть ее в поисках ответа. Дух перехватывает, свет меркнет.
— Она сказала, что расстояние и время, так или иначе, все испортят. Мне кажется, она не права, — это все, на что у меня вдруг находятся совесть и силы, но я тут же спохватываюсь: — Напиши ей! Пожалуйста! Сегодня же напиши!
Че бледнеет от разочарования.
— Ясно. Знаешь, я много говорю, но часто — мимо. Но представь: кто-то уже срифмовал твои мысли так, как надо. Кто-то все сказал так, как сказал бы ты. Она это делала. С ней я забывался, отпускал ситуацию, не думал о плохом. Мы были вместе больше года, я думал, что у нас с ней одна душа. А теперь она несет бред про какие-то расстояния. Погано. На душе так погано!
Его фраза отдается болью в сердце: рифмы, мысли, совпадения, одна душа. Трогаю пальцами губы, чтобы не заплакать, молча смотрю на дальний берег, который кажется размытым сквозь раскаленный воздух.
— До свадьбы заживет.
— Что? — Че поднимается со скамейки и заслоняет осатаневшее от июльской жары светило.
Я перестаю грызть ноготь на правом мизинце и тушуюсь, задыхаюсь и почти умираю, но без всякого выражения мямлю:
— Это из нового:
До свадьбы заживет, не рана — пустяки.
Холодная слеза, отчаянья иголка.
Я — городская явь, совиная тоска,
Взлохмаченный никто с глазами волка.
Мне хорошо молчать. Хоть знаю много слов,
Но я скажу тебе: «Привет!», — и только.
Ты головой кивнешь. И я в карманах вдруг
Найду с десяток звезд, смешных и колких.
Какая ерунда: вот так стоять и быть,
И сплевывать свой мир себе под ноги.
Какая ерунда — замяться и неметь,
Вдыхая кислородные потоки.
А в городе моем бессильные дожди
Пустую руку смыслом наполняют.
И я стараюсь жить, и я учусь терпеть
Твой слишком яркий свет, под ним линяя…
Запрокинув голову, я разглядываю его лицо, ослепленная солнечными лучами.
— Ви не любит розовых соплей, но если ты скажешь ей что-то подобное, она оценит.
— Думаешь? — Че вдруг становится абсолютно счастливым. — Скинь мне этот стишок. Вечером я ей напишу. Она поймет, что расстояние и время ни черта не портят, потому что я все равно не могу без нее жить.
Глава 14
Спазм сжал горло, но я улыбаюсь:
— Без проблем. Удачи тебе! — Встаю с горячей скамейки, поправляю легкое платье, навсегда запоминаю последние секунды, проведенные рядом с Че, и ухожу. Сегодня я уйду первой и больше не вернусь.
Впереди душная бессонная ночь, одиночество, целая половина лета… Да о чем я? Впереди ведь целая жизнь.
— Солнце! — раздается за спиной знакомый всему городу голос, и я на миг застываю, но надежда не успевает наполнить душу своей отравой, потому что Че продолжает: — Спасибо тебе! За все! Если что-то будет нужно — напиши.
Не оборачиваюсь, только взмахиваю на прощание рукой. Я была здесь лишней — просто хотела увязаться за Че, чтобы попасть в его сказку, как когда-то увязалась за Ви. Не прокатило. И поделом. Пусть сейчас мне больно, но скоро станет легче.
* * *
Изнуряющий зной спал на закате. От бетонных стен исходит жар, как от деревенской печи. Они снова одинаковые и мрачные — от разноцветных рисунков и бунтарских надписей не осталось и следа: то был просто сон. А я теперь иду дальше и продолжаю верить в лучшее. Наяву.
В темноте у родного подъезда стою, запрокинув голову, и разглядываю окно кухни на третьем этаже — в нем горит уютный желтый свет. И не нужно выдумывать никакой сказки — она уже есть. Там мама, трезвая и тихая, жарит в масле творожные шарики по любимому рецепту из детства, поверхности старой мебели и утварь блестят как новые, а в темных углах прячутся мои добрые домовые. Как там сейчас хорошо!.. И я сломя голову бегу домой.
Мама любит книги про Анжелику, индийские фильмы, российские мыльные оперы, что идут после «Времени» на Первом канале. Она никогда не витает в облаках, не грезит о высоком и уж тем более не сочиняет стихов. Ее можно было бы назвать недалекой, но она обладала природной хитростью и непотопляемым чувством юмора.
Мы пьем чай с горячими румяными шариками из творожного теста, следим за драмой, развернувшейся на экране старого, искажающего цвета телика, но сопереживать актерам не получается: мама отпускает в адрес страдающей героини и ее мачо скабрезные шутки и громко хохочет.
В комнату ухожу рано — от поездки в Прасковьино мама так и не отказалась.
* * *
Скоро для меня не будет вещи страшнее, чем ноутбук Ви — едва на него взглянув, я вспоминаю свое забытое обещание. Открываю диалог, состоящий всего из двух сообщений, старательно набираю по памяти сегодняшний стих и отправляю его Че. Пусть распорядится им так, как считает нужным.
Раздеваюсь, расстилаю на диване застиранное посеревшее белье, залезаю на скрипучие пружины и прячусь под простыней. Однако мне не спится: режим сбит полуденным сном и духотой. Тоска расползается под ребрами, но в то же время во мне оживает нежное тепло… Сюрприз: оно никуда не делось! Вздыхаю, верчусь, но первая же мимолетная дрема больше похожа на красочную мечту о парне, который мне не принадлежит.
В разгар моей внутренней борьбы ноутбук Ви навязчиво защелкал очередью из сообщений.
> Солнышко, выйди в Скайп плиз…
> Давай с моего аккаунта, я сделала себе новый
> Я просто пьяная, звездец, мимо кнопок мажу
>:):):)
> Поболтать хочу, Тань. Ты мне нужна.
Минут десять уходит на то, чтобы разобраться в премудростях Скайпа и наконец увидеть Ви — за несколько дней разлуки она нисколько не изменилась: широко улыбается, постоянно заправляет за уши непослушные белые пряди, невпопад смеется и сыплет нашими общими, придуманными самой жизнью, приколами. Мгновенно забываю о расстоянии между нами в полстраны, рассказываю, что сегодня очень жарко и, как обычно, ничего не происходит. И что мама наконец бросила пить.
— А я вот начала! — гогочет Ви и чокается с экраном пивной бутылкой. — Ребята, тут тоска смертная!..
— Ну и дура! — хихикаю я.
И Ви выдает:
— Ты там не влюбилась случайно? Ты какая-то странная!
Я впала в ступор. Это же Ви — моя подруга, мое Солнце. У меня не должно быть от нее секретов, как бы страстно мне ни хотелось их иметь. И какое облегчение, что Ви далеко, и наш разговор — лишь иллюзия: синюшная плоская картинка, запоздалый звук и взгляд, устремленный на экран, а не в глаза собеседника.