Энни ничего не слышала, кроме звона в ушах. Видела она тоже не очень хорошо, так как уже долгое время не моргала.
Ты должна моргнуть, иначе глаза у тебя высохнут и выпадут, и ты ослепнешь. Ты будешь слепой и глухой, и твоим последним слуховым воспоминанием станет грохот выстрела, а зрительным – эта кошмарная вещь, которую только что сотворила Шарон. Не смотри туда.
Она смотрела Шарон в лицо – не совсем прямо, а в полупрофиль или даже в три четверти профиля – и не узнавала его. Ей наконец удалось моргнуть, но большой пользы это не принесло. Она подвигала челюстью, стараясь привести в норму заложенные уши, и звон несколько утих: он не исчез, но стал тише, мягче, спрятался за барабанной перепонкой – так мы иногда прячем под подушку звонящий мобильный телефон. Энни слышала теперь еще один звук. Он доносился со стороны Шарон и был очень странным, похожим на мычание – будто она кричала с закрытым ртом, кричала через нос.
Боже мой. Бедная Шарон. Она впилась взглядом во что-то ужасное с другой стороны решетки. Энни знала во что. Она еще раньше мельком взглянула туда, и на ее сетчатке запечатлелось легчайшее изображение – этого, а потом она перевела взгляд на Шарон и твердо решила больше не смотреть в ту сторону – как в кинотеатре, когда идет фильм ужасов. Ты не смотришь на экран, когда происходит что-нибудь очень уж страшное. Ты чуть-чуть скашиваешь глаза в сторону – не очень далеко, чтобы никто не заметил, – и потом, когда тебя спрашивают, как ты могла такое смотреть, пожимаешь плечами и говоришь, что ничего, не так уж все было ужасно. Это была ее уловка – секретная уловка. Надо было рассказать о ней Шарон, потому что она все не могла оторвать взгляда от крови и мелких фрагментов ткани, медленно сползающих по ветровому стеклу.
– Шарон. – Грейс потянулась через Энни и дотронулась до левой руки Шарон, лежащей на колене, как мертвая птица. Она была ледяной. Правой рукой она по-прежнему сжимала пистолет, ствол которого был направлен в то место, где находилась голова помощника шерифа Дибеля до того, как он завалился вперед и вправо, на приборную панель. – Шарон.
Глаза Шарон едва заметно шевельнулись – наверное, она все-таки знает эту уловку. Шарон, ау. Есть кто дома?
Мычание прекратилось. Шарон сглотнула. Рот у нее открылся и вслед за свистом воспроизвел шепот:
– Прошу прощения за шум.
Ее правая рука начала сильно дрожать, и она медленно опустила ее на колени. Почувствовав, что Энни и Грейс смотрят на нее, она повернула голову и встретилась с ними взглядом.
– Извините, – сказала она спокойным, контролируемым голосом, на слух неотличимым от нормального, но звучащим кошмарно ненормально из-за того, что ее лицо было мертвенно-серого цвета, а кожа на нем будто обвисла.
Грейс не знала, что сказать в ответ. Шарон только что пришила человека, увезшего их от опасности, своего коллегу – и извиняется так, будто невзначай рыгнула за обеденным столом.
– Я должна снова это сделать, – вдруг сказала Шарон, резко вскинула пистолет и выстрелила два раза в боковое окно со своей стороны.
Энни зажала уши ладонями, но было уже поздно. Она не слышала, как падали на землю мелкие осколки стекла, когда Шарон лихорадочно выбивала окно рукояткой пистолета, чтобы дотянуться до наружной дверной ручки или, если не получится открыть дверь, выбраться прямо через оконный проем – каким угодно способом, но оказаться снаружи этой машины.
Она не смогла сделать ни того, ни другого. У нее кончились силы. Забавно, как одно нажатие на спусковой крючок может измотать человека. Но не всегда, если быть честным. На стрельбище она могла выпустить сотню пуль подряд, и рука у нее не начинала дрожать, а указательный палец был так же гибок, как до начала стрельбы. А убийство живого человека оказалось таким изнурительным действием. Шарон впервые отняла жизнь. Несмотря на все тренировки и подготовку, она и подумать не могла, что когда-нибудь ей придется сделать это. Она сидела на краешке сиденья, полностью готовая совершить что-то, что было ею полностью забыто. Мысли скользили с предмета на предмет, ни на чем не останавливаясь. Психолог у нее в голове прижал палец к губам и глубокомысленно покачал головой. Да. Да-да. Ей придется пройти курс психотерапии.
– Шарон? – Голос Грейс, напряженный, нерешительный.
– Я здесь.
– Посмотри на меня.
Шарон повернулась и посмотрела в глаза сначала Грейс, потом Энни. Почему они на нее так странно смотрят? Они что, до сих пор боятся? Она ведь обо всем позаботилась.
– Почему? – сказала Грейс.
«А, это… – Губы у нее начали складываться в идиотскую улыбку. – Не надо, не вздумай улыбаться. Ты не сможешь ее оправдать ни смещенным поведением, ни любым другим психологическим термином… О, черт. Я забыла сказать им – почему».
На нее обрушилась ледяная чистая волна, смывая все эти глупые, нелогичные, нормальные человеческие реакции на потрясение, которых ты не можешь себе позволить, если ты полицейский. Она глубоко вздохнула и вернулась в реальный мир.
– Он не проверил мой значок, – сказала она просто потому, что именно тогда у нее появились первые подозрения. – Он должен был его рассмотреть, обнюхать, попробовать на зуб – а он думал только о том, чтобы забрать у меня пистолет.
Грейс и Энни продолжали молча смотреть на нее. Она их не убедила.
– Под передним сиденьем у него была еще одна пушка. Ее, наверное, спереди было хорошо видно, но я не сообразила осмотреть машину до того, как мы в нее сели. Я была так рада увидеть наконец копа, что это вылетело у меня из головы. Моя вина.
– Все копы возят с собой дробовики, – осторожно сказала Энни, а Грейс нетерпеливо кивнула:
– Всегда в багажнике. Или на специальных кронштейнах. Кроме того, это был не дробовик. – Она извлекла воспоминание из сумбура памяти, и ее голос окреп. – Я разбираюсь в оружии. Мой отец его коллекционировал. Не знаю, где он брал все те стволы, которые у него были; сейчас такие нельзя хранить. У него была одна М-16. Такая же винтовка лежала под сиденьем. Наш помощник шерифа был одним из них.
Грейс задумчиво молчала. То ли Шарон сделала слишком поспешный вывод, который далеко ее завел, то ли ее паранойя опять ее подвела.
– А потом я увидела вот это. – Шарон подняла с колен шляпу, где она спокойно пережила всю стрельбу, разбивание окон и припадок буйства. Шарон перевернула ее и показала им подкладку.
– Это шляпа, – тупо констатировала Энни.
– Посмотри на бирку с именем.
Грейс взяла шляпу и, прищурившись, прочитала выцветшую надпись, на которой значилось: «Дуглас Ли».
– Боже мой.
– Что? – Энни схватила шляпу и поднесла ее к глазам. – О господи. Так это его машина? Это была машина Дугласа Ли… – Ее глаза метнулись к переднему сиденью, резко вернулись обратно. – Иисус-Спаситель. И мы с ним поехали. Запрыгнули в машину, и он нас повез.
