Грейс никогда особенно не страдала от жары – да и, если на то пошло, от холода тоже. Она жила в этом штате уже одиннадцать лет, но ее до сих пор сбивало с толку местное помешательство на погоде. Энни же мгновенно впитала в себя эту страсть. Как и все остальные жители штата, она смотрела все прогнозы погоды по всем каналам, если только ей выдавалась такая возможность, и при любой возможности сыпала цифрами и терминами, становясь в такие моменты похожей на телеведущую, перебравшую стимуляторов. Даже не успев как следует устроиться в машине, она начала щелкать кнопками на приборной панели, чтобы вызвать экран температуры.
– Господи, вы только посмотрите. Восемьдесят восемь градусов, а ведь еще даже десяти нет. Еще час, и мы будем похожи на рыб в кастрюле для тушения.
– Включим кондиционер.
– Ха! Как будто твой кондиционер может уменьшить влажность воздуха. Слышала, какая она должна быть сегодня?
– Я даже не совсем точно представляю себе, что такое влажность воздуха.
– Милая, да никто вообще не знает, что это такое. Но она даст нам жару, это точно. Будет как в тропиках. Толстой Энни придется худо. Это там не Шарон?
Шарон стояла на тротуаре у входа в гостиницу в половине квартала от них. На ней был темно-синий стандартный фэбээровский брючный костюм и кошмарные черные шнурованные ботинки. Ее каштановые волосы были короткими и пострижены так, что открывали уши. Из-за этой прически она могла бы показаться беззащитной, если бы не вдумчивое, настороженное, даже опасное выражение лица. Через плечо у нее висела большая кожаная сумка, у ног – еще одна сумка, полотняная, в форме торбы, затягивающаяся шнурком у горловины.
– Погляди-ка на эту кусачую малышку. Неужели она и на прошлой неделе была такая маленькая?
– Еще меньше. Она ведь сидела.
На прошлой неделе они договорились встретиться в гриль-баре, расположенном на самом краю центральной части города, и взглянуть на собранную Шарон документацию к делу. К приходу Грейс и Энни она уже заняла большую кабинку в глубине зала и пугала постоянных посетителей фотографиями с судебно-медицинского вскрытия, рассыпанными по столу.
– Они что, все относятся к делу в Грин-Бэй? – спросила Грейс, и Шарон немедленно сгребла фотографии в сумку.
– Господи, нет, конечно. Я их всегда с собой беру, когда иду куда-нибудь одна. Никто не захочет приставать к женщине, разглядывающей мертвецов.
Вспомнив об этом, Грей улыбнулась, как улыбнулась и тогда. Чтобы избежать нежелательного мужского внимания, большинство женщин надело бы кольцо на безымянный палец левой руки, а Шарон носила с собой фотографии трупов. Грейс это казалось забавным.
Они притормозили у тротуара, и Энни опустила стекло.
– Шарон Мюллер, что вы, во имя всего святого, делаете на этом тротуаре в такую жару да еще в этом жалком синтетическом наряде?
Шарон наклонилась к окну, и в салоне запахло мятой от ее дыхания.
– Я являюсь представителем федерального правительства США, и это форменная одежда представителя федерального правительства США. Назад? – Она подняла с земли свою торбу.
Грейс кивнула и вышла, чтобы открыть дверцу багажного отделения джипа. Шарон забросила свою торбу и подозрительно оглядела чемоданище Энни.
– Кто-то в отпуск собрался?
– Только на уик-энд, милая. – Энни выбралась из машины и придержала дверь для Шарон. – Когда еду больше чем на два дня, беру с собой два чемодана. Иди сюда и садись впереди. Я буду ехать на заднем сиденье – для этого платья нужно много места. Если лоскуты сомнутся и лягут на какую-либо одну сторону, я буду выглядеть так, будто меня пропустили через бумагорезательную машину.
– Красивое платье, – сказала Шарон, окинув Энни взглядом.
– Я знала, что ты не безнадежна, дорогая.
Через минуту после того, как машина тронулась, Шарон заметила:
– Это странно.
– Что странно, ехать в машине?
– Нет. Отправиться в долгую автомобильную поездку с двумя женщинами.
– Ты отправлялась в долгие поездки в основном с мужчинами? – немедленно заинтересовавшись, спросила Энни с заднего сиденья.
– Было пару раз. Не сказала бы, что это очень здорово. У всех мужчин есть бзик насчет того, чтобы попасть из точки А в точку Б как можно скорее. Никаких отклонений от маршрута. Никаких остановок для осмотра достопримечательностей. Никакого душа.
– Да-да, это все нам знакомо. Скажи лучше, с кем ты ездила? С шерифом Холлораном?
– Господи, нет, конечно. С Элиасом Макфареси. Кроме всего прочего, он играл на аккордеоне.
У Энни отпала челюсть.
– Ты встречалась с человеком, играющим на аккордеоне?
– Это был Висконсин. Там выбирать особо не из кого.
– Так и вижу Лоренса Уэлка.
– Ну-ну, не так все было и плохо. Грейс, ты знаешь, куда ехать?
– Я рассудила, что буду ехать на восток, пока ты не скажешь мне, где повернуть.
– Имеет смысл. Я лучше любого спутникового навигатора, по крайней мере в Висконсине.
– Хорошо, потому что его у меня нет.
– Я полагала, их сейчас ставят во все хорошие машины.
– Грейс и слышать о нем не хочет, – сказала Энни. – Боится Большого брата. Со спутниковым навигатором они всегда в курсе твоего местоположения.
Шарон повернулась к Грейс:
– А кто «они»?
Грейс пожала плечами:
– Да кто угодно.
4
В самом конце длинной подъездной дорожки, ведущей к ферме Уиттигов, позади сарая, загораживающего вид на дорогу, по колено в высокой, буйно разросшейся у загона для скота траве неподвижно стояли три человека в неуклюжих белых герметичных костюмах. Они выглядели здесь так же не к месту, как сарай на Луне.
Сквозь толстые стекла шлемов три пары неспокойных глаз наблюдали за тем, как большой зеленый трактор медленно и натужно выполняет ту работу, для которой он не был предназначен. Раздавливая траву тяжелыми, вымазанными в грязи гусеницами, машина неуклонно ползла вперед, к пологому гребню позади загона, за которым пологий склон уходил в небольшое озеро. За трактором, на длинной цепи, звенья которой были толще человеческой руки, послушно, словно пес на поводке, тащился грузовик с молочной цистерной.
Чак Новак поджал губы и почувствовал вкус соли. По его красному, разгоряченному лицу, видимому сквозь стекло шлема, бежали ручейки пота – пота, порожденного как страхом, так и невыносимой жарой, превращающей тяжелый костюм в настоящую сауну. Его товарищи тоже обливались потом, но выражения их лиц ни в малейшей степени не отражали беспокойство, камнем застывшее в желудке Чака. Может, им не страшно? Может, они с первого до последнего слова поняли тот проведенный в спешке инструктаж, который сплошь состоял из таких слов, как вакуум, давление, молекулярная масса, и был для Чака, с трудом окончившего среднюю школу, настоящей китайской грамотой, – может, они лучше поняли полковника и были куда больше, чем Чак, уверены в том, что газ уже давно улетучился из стальной автоцистерны.
