Все же есть в моем помешательстве плюсы, определенно есть.
Даже несмотря на то, что меня ломает дико от того, что ее не вижу, не чувствую, не трогаю. А хочется, до боли в яйцах хочется. Вообще не понимаю, откуда только силы в себе нашел отпустить ее после нашего маленького приключения в номере отеля. Просто понимал, что надо, что нельзя на нее давить, потому и отпустил, само собой, доставив домой в полной безопасности и проводив практически до самой двери. И с одной стороны вроде правильно все сделал, дал ей время осознать и отдохнуть перед предстоящим рабочим днем, а с другой чувствую себя идиотом последним, потому что мог ведь настоять, надавить, уговорить остаться и хрен с ней с работой, хрен с ним с универом.
И теперь сижу словно заведенный, на низком старте, потому что следующая пара ее, литература русская, ептить, любимый мой предмет. Сегодня я еще Александровну не видел, иначе набросился бы к чертовой матери, позабыв обо всем, утащил бы в темный угол и…
Нельзя, она не оценит, и тараканы ее правильные — тоже. Приходится терпеть, куда деваться.
— Слышь, Ромео, подъем, — снова Белый.
Моргаю, осматриваюсь вокруг, понимаю, что пара закончилась, пока я в облаках летал. Одногруппники один за другим покидают аудиторию, и только я один, как дебил последний, продолжаю просиживать зад.
— Ты бы хоть рожу попроще сделал, а то так и читается: я наконец-то ее трахнул.
— Лучше завали, — огрызаюсь.
Знаю, что он не со зла, просто выражаться корректно разучился в силу определенных обстоятельств, а все равно злюсь, потому что речь об Александровне и, черт возьми, я, наверное, окончательно умом тронулся, раз лучшему другу морду готов набить за один лишь косой взгляд и неверно сказанное слово.
— Ничего не было, — отмахиваюсь, бросаю в рюкзак тетрадь с ручкой, и не глядя на друга, шагаю на выход.
— Клык, — раздается за спиной, — бля, Клык, да хорош, ладно прости, я перегнул.
— Перегнул, — соглашаюсь.
— Ну ты хоть продвинулся, или все буксуешь?
— А ты? — останавливаюсь резко, смотрю ему в глаза, намекая на нашу англичанку.
Прекрасно понимаю, что вляпался он точно также, вот прямо в первый день. И даже если сейчас отрицать станет, ничего не изменится.
— Понял, отвалил.
— То-то же.
— Ладно, ты иди, я ща.
— Ты куда? — интересуюсь, когда он внезапно разворачивается и идет в противоположную сторону.
— Отлить, мамочка, отлить, — орет на весь коридор и ржет.
— Ой, да пошел ты.
Белого не дожидаюсь, иду в сторону нужной мне аудитории. А у самого сердце колотится так, что я глохну практически от грохочущего в ушах пульса. Единственное, совершенно нестерпимое желание увидеть ее, дотронуться, с ума сводит просто. Хочу ее, хочу видеть смущенную улыбку, чтобы взгляд отводила, краснела так, как только она умеет. Пока иду по коридору, ловлю на себе странные взгляды проходящих мимо. А похрен, потому что я сейчас ее увижу, и плевать всех.
Дохожу до аудитории, вхожу внутрь и осмотревшись вокруг, не нахожу никого, кроме Сони, уставившейся в маленькое зеркальце и подтирающей салфеткой область под глазами. Понимаю, что сейчас перемена, но все равно ведь странно, ни сумок, ни вещей одногруппников не наблюдаю. Преподавательский стол и кафедра также пустуют, ни единой бумажки.
— Хкмм, — привлекаю внимание Никитиной.
Она вздрагивает, практически подпрыгнув на месте, быстро убирает зеркало и салфетку в карман и начинает тараторить.
— Ты Егор Волков, да? Я еще не успела с вами познакомиться, — под «вами» очевидно имеет в виду и Белого.
— Ага, — пожимаю плечами и собираюсь уже занять место, когда Соня меня останавливает.
— Подожди, пары не будет, я потому здесь и сижу, я уже в чате всех предупредила, а твоего номера не знаю, не записала, вот и жду вас тут.
— В смысле не будет?
— В прямом, — Никитина встает со стула. — Ксения Александровна заболела, во всяком случае так говорят, так что сегодня не будет. И Белову передай, пожалуйста, а я пойду, ладно, я тороплюсь, — произносит спешно, а я, несмотря на разочарование, разливающееся по телу, все же замечаю одну примечательную вещь. Красные и слегка припухшие глаза Никитиной. Девчонка явно плакала.
— Эй, — хватаю ее за руку. — У тебя все хорошо? — интересуюсь зачем-то, мне в общем-то все равно быть должно, я ее в третий раз в жизни вижу.
— Да, отпусти, пожалуйста, — дергает руку, и я выпускаю ее из своей.
— Ты из-за Хасанова что ли? Да брось, отработаешь, ну подумаешь, выгнали.
— Отработаю, — усмехается, — не буду я ничего отрабатывать, — произносит как-то грустно.
— В смысле?
— В прямом, это не первый раз, я пары его пропускала, несколько раз опаздывала, у меня этих пропусков, да и он не даст, он меня с первого дня терпеть не может, взъелся за что-то, — она улыбается, поджимает губы, — да хрен с ним с этим козлом и универом, я умная, перепоступлю, может даже в Москву. Я пойду.
— Стой, ты уверена, что ничего не перепутала и пары точно не будет?
— Точно, — кивает и быстро убегает, а я стою и понимаю, что придушу эту заразу правильную.
Болеет она, как же. Вчера вполне здорова была. Совпадение? Не думаю. Все же переоценил я свою неотразимость и недооценил ее тараканов, раз даже на работу не вышла. Нет, ну что за женщина. Впрочем, сам виноват, нельзя, просто нельзя оставлять женщин наедине с их тараканами, не нужно было ее никуда отпускать. Ну это я от неопытности, и отчасти собственной глупости, знал, должен был понимать, что Александровна чего-нибудь выкинет. Ладно, уроком будет.
Пара Александровны последняя, я, млин, пять отсидел с шилом в заднице, чтобы такой облом получить под конец. Кто же знал, что она в очередной раз вот такой финт с ушами выкинет. Зайка трусливая. Ничего, солнышко, я же упертый, а после вчерашнего — вдвойне.
Усмехаюсь про себя, по пути набираю сообщение Белому и иду к машине. Сначала нужно заскочить домой, собрать вещи, а то как-то не айс. Того, что у деда в квартире отыскал, как-то маловато будет.
Пока еду, надеюсь лишь на то, что с отцом мне видеться не придется, не готов я сейчас его нотации выслушивать, а после моей выходки — это неизбежно. Я ведь телефон только утром включил, а он мне полночи названивал.
К счастью, когда приезжаю в родительский дом, встречать меня выходит только мать.
— Нагулялся? — выдает в своем репертуаре, уперев ладони в бока. — Я даже спрашивать не буду, куда ты вчера делся, — продолжает, пока я иду к дому.
— И не надо, я все равно не скажу.
— Долго ты будешь отца злить? — интересуется, следуя за мной.
— Я его не злил.
