Микеланджело не гнушался вешать ярлыки и возводить напраслину. Подозрительный, нетерпимый к окружающим, особенно к другим талантливым художникам, он, судя по всему, был невероятно обидчив и наживал врагов в два счета. Приняв его версию событий, Кондиви и Вазари считали, что предложение расписать Сикстинскую капеллу – результат ловко закрученной интриги. Браманте склонял Юлия к мысли о фреске «со злой целью, – настаивает Кондиви, – отвлечь папу от мысли о скульптуре»
[14]. Из этого следует, что архитектору не давал покоя выдающийся дар Микеланджело-скульптора: он опасался, что, если грандиозная папская усыпальница будет создана, она принесет его сопернику славу величайшего мастера в мире. Браманте ожидал, что Микеланджело либо откажется от Сикстинской капеллы и тем самым навлечет на себя папский гнев, либо потерпит позорную неудачу от недостатка опыта. Так или иначе, это разом испортит ему репутацию и пошатнет его положение при папском дворе в Риме.
Работы над базиликой начались, и у Микеланджело не осталось сомнений, что главный архитектор вознамерился погубить его творческую карьеру, а то и его самого. Вскоре после полуночного бегства во Флоренцию он отправил Джулиано да Сангалло письмо, полное мрачных намеков на существующий заговор с целью его убийства. И оскорбительное обращение с ним папы, как он сообщал, стало не единственной причиной его бесцеремонного отъезда. «Было также и другое, о чем я не хочу писать, – признавался он другу. – Достаточно будет сказать, что это заставило меня задуматься, не будет ли, если я останусь в Риме, моя гробница воздвигнута раньше, чем гробница папы. И такова была причина моего внезапного отъезда»
[15].
Если Браманте затеял интригу, чтобы помешать планам, связанным с усыпальницей, а быть может, даже лишить Микеланджело жизни, то, видимо, отчасти из опасений, как бы скульптор не выставил свою кичливую поделку в соборе Святого Петра. По словам Кондиви, Микеланджело рассчитывал доказать, что Браманте, этот известный транжира, разбазарил выделенные ему средства, отчего был вынужден использовать более дешевые материалы и возводить стены и фундаменты не так, как положено, иначе говоря, сводить концы с концами, отчего конструкция могла оказаться недостаточно прочной
[16].
Художники нередко бывали замешаны в историях с избиениями и даже убийствами. Согласно флорентийской легенде, Доменико Венециано был избит до смерти завистником – художником Андреа дель Кастаньо
[17]. Микеланджело и самому досталось от Пьетро Торриджано – скульптора, который, разозлившись, с силой съездил ему по носу во время ссоры, и, как Торриджано вспоминал позднее, «кость и хрящ раскрошились, как бисквит»
[18]. Но как бы то ни было, опасения, которые внушал Микеланджело Браманте – честолюбивый, но, похоже, безобидный человек, – трудно воспринять иначе как нелепую фантазию или вымышленный предлог для стремительного отъезда из Рима.
В книгах Кондиви и Вазари, по сути, воспроизведена автобиография Микеланджело, в которой некоторые факты приукрашены, чтобы в выгодном свете показать скульптора, не уступавшего трон в царстве искусств вопреки проискам завистливых соперников вроде Браманте, но есть также свидетельства, трактующие события несколько иначе. Весной 1506 года папа действительно предполагал привлечь Микеланджело к работам в Сикстинской капелле. Однако роль Браманте в этом выборе была вовсе не такой, как преподносят скульптор и его преданные биографы.
Субботним вечером, спустя пару недель после бегства Микеланджело из Рима, Браманте явился в Ватикан на ужин в папский дворец. Атмосфера, несомненно, была приподнятой: оба сотрапезника слыли закоренелыми эпикурейцами. Юлий обожал угрей, икру и молочных поросят, которых сдабривал греческими и корсиканскими винами. Браманте также любил ужины, во время которых часто развлекал гостей поэзией или импровизировал на лире.
Покончив с яствами, достойные мужи перешли к делам и занялись изучением чертежей и планов новых строений. Как понтифик, Юлий видел одной из своих главных целей возрождение величия Рима. Ведь Рим славился в качестве caput mundi, «столицы мира», но на момент избрания Юлия, в 1503 году, этот статус был скорее желаемым, чем действительным. Город пришел в упадок. Палатинский холм, на котором некогда стояли дворцы римских императоров, являл собой груду развалин, среди которых крестьяне пытались выращивать виноград. Капитолийский холм стали называть Монте Каприно (Козья гора) – на его склонах действительно паслись козы, а форум, где гуляли стада, переименовали в Кампо Ваччино (Коровье пастбище). В Большом цирке когда-то триста тысяч древних римлян следили за гонками на колесницах – теперь здесь выращивали овощи. Торговцы рыбой продавали свой товар внутри портика Октавии, а кожевенники обосновались в подвалах стадиона Домициана.
Всюду можно было встретить разбитые колонны и рухнувшие арки – поверженные остатки могущественной, но исчезнувшей цивилизации. Древние римляне возвели более тридцати триумфальных арок, из которых сохранились только три. Пресная вода поступала в город по одиннадцати акведукам, теперь действовал лишь один Аква Вирго. Нынешним римлянам приходилось брать воду для своих нужд из Тибра, и они строили свои дома у реки, в которую сбрасывали отходы и спускали нечистоты. Вода часто затопляла и даже смывала их дома. Болезни были обычным делом. Малярию разносили комары, чуму – крысы. Территория вокруг Ватикана считалась особенно нездоровой, поскольку не только прилегала к Тибру, но также соприкасалась с еще более тлетворными водами рва вокруг замка Святого Ангела.
Воспользовавшись помощью Браманте, Юлий предложил меры, чтобы исправить прискорбное положение, соорудив ряд впечатляющих строений и монументов, которые сделали бы Рим достойной обителью церкви и в то же время более уютным местом – как для его обитателей, так и для пилигримов. Юлий уже поручил Браманте расширить, выпрямить и замостить улицы по обоим берегам Тибра – работы эти были необходимы, ведь в дождливую погоду римские дороги превращались в грязное болото, в котором мулы увязали по самый хвост. Древние канализации между тем либо отремонтировали, либо заменили на новые, а дно Тибра углубили как для облегчения навигации, так и для улучшения санитарного состояния. Построили новый акведук, доставлявший свежую воду из сельской местности к фонтану, сооруженному Браманте посреди площади Святого Петра.
