Комбинезон. Всё. Отлично, никаких инструкций.
Приподнимаю Марселя и кладу на комбез. Так, начнем с ног. Они же гнутся, да?
Ножки, ручки, молния. Готово!
И почему никто не видит, когда тут есть, чем похвастаться?
Улыбаюсь круглым щекам, торчащим из шапки, и сама себя хвалю. Я справляюсь, правда, справляюсь. Марс, очевидно, разморенный теплым коконом, прикрывает глазки.
Вот это способность вырубаться на раз-два. Даже завидую.
Пока одеваюсь сама, укладываю Марса в коляску и вывожу его на лестничную клетку, проходит еще десять минут. Коляска оказывается тяжелее и менее маневренной, чем я представляла. Нужно приноровиться.
Закрываю дверь на ключ, честно выданный мне мужем — а мужем ли? — вчера и кидаю его в сумку.
С тех пор, как план по собственному спасению сформировался в голове — я чувствую себя увереннее. Доберусь до дома, расспрошу сестру, передам ей в руки Марса ненадолго. Она всегда любила детей, вот, пусть с племянником повозится.
А что, если в ее жизни тоже произошли изменения за эти полтора года? Я же ничего о ней не знаю. Может, она уже замужем за своим амёбным Славкой, с которым семь лет пытается играть в семью? Или даже больше… тоже мать?
Вот это был бы настоящий эпик.
Хотя я бы не удивилась, Машка всегда ненавидела от меня отставать.
Глава 13
Я проталкиваю коляску по заметенному тротуару и пытаюсь вспомнить, когда в последний раз видела столько снега.
Лет семь назад, наверное, и то — не на просторах родины. Все-таки холод — это не мое. Ледяной ветер, кусающий за щеки, слезящиеся глаза, шмыгающий нос. Как чувствовать себя легкой и красивой в огромном пуховике и стремной вязанной шапке?
Прибавим к этому мои нечесаные волосы, свисающие розовыми паклями из-под нее и желтеющий синяк на четверть лица, который я даже не потрудилась загримировать, потому что косметичка, так же как и расческа, обнаружена не была — и получим жертву материнства и, возможно, насилия. Не объяснишь же всем и каждому, что это совершенно случайная травма!
Мне кажется, на меня все смотрят.
И хотя обычно я люблю внимание в свою сторону, сегодня — не те обстоятельства.
Потому что поводом для внимания является не моя редкая для этих мест красота, а скорее полностью наоборот — нередкая для российской действительности картина: полностью побежденная жизнью женщина.
Боже, в кого я превратилась.
Набрасываю на шапку огромный капюшон, скрываясь от любопытствующих глаз и с упорством продвигаюсь в сторону дороги. Где-то там должно быть метро. На улице коляска оказывается более маневренной, нежели в стенах узкого подъезда, благодаря большим колесам она с легкостью преодолевает бордюры и заледеневшую колею на дороге. Разве Москву не должны чистить реагентами или чем там посыпают дороги в крупных городах развитых стран? Или Бутово уже не столица?
Боже, Бутово… даже звучит, как анекдот. Как, имея в наследстве квартиру в пределах МКАД, можно было умудриться оказаться здесь?
Или мы с сестрой действительно рассорились в пух и прах до заМКАДной ипотек?
Захожу в вагон метро вся запыхавшаяся, сразу расстегиваю пуховик и стягиваю шапку. На меня снова пялятся, но мне глубоко плевать. Они пробовали спускать по пандусу огромную коляску с ребенком внутри? Вот и нечего обдавать меня презрительным взглядом! У меня тяжелые дни!
От меня разит по́том и самое ужасное, что даже я сама это чувствую. Не стоило натягивать дурацкий костюм с начесом под пуховик. Зима зимой, но физическая нагрузка в виде коляски разогрела каждую мышцу.
Сажусь на освободившееся возле самых дверей место, придвигаю коляску поближе. Заглядываю внутрь — Марс спит без задних ног. Все такой же смешной с толстыми щеками, выглядывающими из шапки и маленьким сопящим носиком.
Надеюсь, он не спарится в своем обмундировании. Я вот чувствую себя слегка сваренной на пару брокколи. Откидываюсь на сиденье, кидаю взгляд на собственное отражение в темных окнах вагона. Рука тянется пригладить волосы, немного прочесываю их, но сильно лучше не становится. Обмахиваюсь злополучной шапкой, ища глазами схему метро. Мало того, что до него добиралась добрых сорок минут по нечищеным тротуарам, так теперь пилить через всю оранжевую ветку, чтобы в итоге сделать еще две пересадки.
Еще раз: Бутово — очень странный выбор.
Когда я, наконец, достигаю цели, меня накрывает дикая усталость. Почти у самого бабушкиного дома я вспоминаю, что так ничего сегодня и не поела. Обезболивающее перестало действовать, шрам ноет, голова раскалывается. Я чувствую такую слабость, что, кажется, завалюсь в ближайший сугроб, не дойдя всего ничего. Но видя цель — старенькую панельку со свежевыкрашенным подъездом, беру себя в руки.
Очень вовремя из подъезда выходит девочка с собакой на поводке, и я проскальзываю внутрь.
Ну как проскальзываю, шумно и неповоротливо пытаюсь придерживать дверь и затолкать огромную бандуру в подъезд. Но главное испытание — это старый маленький лифт, в который эта гребаная современная коляска не влезает. Поэтому на последнем издыхании я затаскиваю себя и ребенка в громоздком транспортном средстве по лестнице на третий этаж и останавливаюсь у родной двери. Глаза начинает щипать от облегчения. Наконец-то я дома.
Только в такие моменты понимаешь, как, черт возьми, важно иметь дом.
Звонок возле двери закрашен белой краской, как и остальные на площадке, и я с удивлением отмечаю, что здесь недавно был ремонт. За все тридцать лет, что я здесь жила и приживала, кажется, это первый. Вдавливаю кнопку звонка, она хрустит под пальцами, словно ее давно не нажимали. Слышу с той стороны знакомый перезвон, от которого привычно дергаюсь, но дверь никто не открывает.
Я предполагала, что сестра на работе, но Славик-то, протирающий штаны за компом, сколько я его помню, должен быть дома. На него вся надежда.
Продолжаю вжимать звонок в стену, надеясь на то, что он просто в наушниках и скоро сквозь рев его перестрелок прорвется шумом извне, но напрасно. В квартире тишина.
Ну и что теперь делать?
Прислоняюсь спиной к двери и начинаю медленно по ней сползать. Я могу подождать. Рано или поздно кто-то явится. Возвращаться назад ни с чем, после того, какой путь я преодолела, сейчас кажется просто немыслимым.
И пугающим.
Меня до чертиков пугает Миша и то, как ловко он мной манипулировал. Меня пугает то, что он мне еще не рассказал, то, какими на самом деле были наши отношения. Но больше всего меня пугает, что я лишилась своей виртуозной чуйки на мужиков. Ни разу не почувствовала, что он мне врет или что он опасен.
Хотя в последнее все еще не верю. То накрученная до максимума реакция на слова соседки-неформалки «так и думала, что все этим кончится». Нет, мой муж категорически не из этой породы мужчин с вольными руками. Вспомнить только, как мягко он гладил меня по голове, пока я не заснула. Просто он… скрытный. И явно имеет свои мотивы.
