Кивнула.
— И да, ты права, все непросто, — отпустил мое лицо и, отступив, развернулся и зашагал из комнаты.
Я вобрала в легкие воздуха. Сердце колотилось в горле. Он напугал меня. И взгляд его злющий. Что я сделала? Почему на меня он так злится? Или нет, погодите-ка. Это не злость, это ненависть, самая настоящая.
Становится не по себе. Ведь ненавидящий человек способен на что угодно.
Меня зазнобило. От страха руки похолодели и паника окатила меня с головой, пробираясь под кожу скользкими, мерзкими щупальцами.
— Эй, — донеслось сквозь вату.
Поворачиваю голову на голос. Он стоит в дверном проеме.
— Иди сюда, покажу кухню, — и скрылся.
Кухню? Зачем?
Поднялась на дрожащие ноги. И медленно побрела на шум, доносившийся из глубины дома.
Выйдя из комнаты, которая, наверное, является гостиной. Хотя из мебели только диван.
По небольшому коридору прохожу и упираюсь в лестницу. И пара дверей напротив друг друга. Одна дверь закрыта, а вот вторая…
— Сюда, — проговорил он.
Вхожу в помещение. Это кухня. Деревянная мебель. Угловатая и строгая. Массивный стол на толстых ножках, такие же стулья. И гарнитур в таком же стиле.
— Пока я занимаюсь ремонтом генератора, приготовь поесть, — говорит.
— Так электричества же нет?
— Газ есть, — показывает на плиту. Зажигает спичками конфорку.
— А еда? Что готовить?
— Здесь крупы, — открывает одну створку навесного шкафа. — Здесь консервы. Сухое молоко, — показывает банку. — Здесь вода, — показывает на канистры. — Каша вполне устроит, — смотрит на меня. — Ты готовить-то умеешь? — наконец, звучит убийственный вопрос. С этого стоило начать.
— Нет, — качаю головой.
Я действительно не умею готовить. Потому что не нужно было и желания не было. Да и зачем, когда были повара, рестораны, кафешки…
Вздрагиваю от того, как он ударяет кулаком по столешнице.
— От тебя хоть какая-то польза есть для этого мира, мать его? Кроме умения тратить бабло? — прорычал.
Стало обидно.
— Ну уж извините, — возразила, набравшись смелости. — Я не просила меня красть. И в кухарки я не нанималась, — готова развернуться и уйти, да только не успеваю. Жестко хватает меня за руку, отталкивая к плите.
— А тут не санаторий, девочка. Читать, надеюсь, умеешь. На пачках все написано, приступай. У тебя полчаса, — и вышел, оставив меня одну.
Смотрю на провизию и на трясущиеся свои ладони.
Урод!
* * *
Каша. И кто знает, как ее готовить? Какую брать крупу? Рис? Гречку? Или… что это? Геркулес?
Я не люблю каши, особенно молочные.
С недоверием смотрю на банку сухого молока. А с ним что делать?
И на это всего полчаса? А у меня даже Интернета нет под рукой. Видео-урок с пошаговой инструкцией помог бы приготовить. А вот это все сомнительно.
Спустя полчаса на плите булькает каша в кастрюле.
Но есть это я не буду.
— Готово? — вздрагиваю.
Снова и снова! Да сколько можно так неожиданно появляться?
— Хочешь меня до сердечного приступа довести? — возмущаюсь.
Но вместо ответа мужчина подходит к плите и с недоверием смотрит на содержимое кастрюли.
— Что это? — спрашивает.
— Как заказывал, каша, — пожимаю плечами.
— Какая каша?
— Геркулесовая.
Берет в руки ложку и подает ее мне.
— Пробуй, — командует.
— Что?
— Пробуй то, что наготовила, — все еще держит ее передо мной. — Или думаешь, я рискну своим здоровьем, дегустируя это первым?
Осторожно беру ложку похолодевшими пальцами.
— Ну?
Ну-ну… баранки гну. Бери и сам пробуй, питекантроп.
Но высказать свое возмущение вслух не решаюсь. Черпаю немного и, подув, пробую.
— И как? — спрашивает, пристально наблюдая за мной, словно ловит каждую эмоцию. Только я уверена, что это для того, чтобы чуть что отругать как маленького ребенка, ну или не маленького.
— Никак, — откладываю ложку.
— И что не так? — нет, он издевается?
— Пресно.
— Соль, сахар вон там, — показывает в сторону шкафчика. — Накладывай в тарелку, — отвечает.
— Ты будешь есть кашу? — спрашиваю.
— Не я, а ты, — усмехается.
— Я не буду это есть, — качаю головой, отступая от плиты.
— Уверен, что будешь. Иначе кормить тебя буду я. Сомневаюсь, что ты об этом мечтаешь, — а сам лезет в шкаф и достает консервы.
— А ты? Будешь есть это? — киваю в сторону банки, что он поставил на стол.
— Тушенка. Да. По крайней мере, не траванусь. А вот ты это запомнишь и, думаю, впредь будешь относиться к своим обязанностям ответственнее, — открывает банку, берет ложку и садится за стол. Запах тушенки разносится по небольшому помещению и мой желудок тут же отозвался урчанием.
— Кашу накладывай и садись за стол, — звучит команда.
— Погоди, — застыла на месте. — Что значит, обязанности?
— Готовка твоя обязанность, — прожевав, ответил. — Что здесь непонятного?
— Я не буду готовить.
— Будешь, — пророкотал его голос. — Заодно научишься. Будь уверена, этот навык тебе пригодится.
И все, больше ни слова. Получив вдогонку красноречивый взгляд, достала тарелку и, положив в нее пару ложек каши, села за стол.
Поковырявшись ложкой в тарелке, так и не решилась это есть. Судя по всему, я сегодня буду голодной.
Мужик, он же похититель, он же водила, быстро разделался с той самой тушенкой. Название какое странное. И выкинув банку в ведро, вышел из кухни.
Я, взяв свою тарелку, выкинула содержимое туда же. А есть все же хотелось. Поэтому пользуясь случаем пока его нет, заглянула в тот самый шкаф, откуда он достал себе банку.
А тут… тут армейская столовая. Беру одну упаковку в руки. “Овощная икра”, “Цыпленок с гречкой”, “Гуляш с картофелем”… Почему армейская? Потому что на каждой упаковке соответствующий логотип.
Серьезно? И он меня заставил варить кашу?
А потом меня осеняет. Может ли это значить, что он не бандит? Может ли это значить, что он военный?
Задумавшись, взяла того самого цыпленка с гречкой и, закрыв дверцу шкафа, села за стол. Вскрываю упаковку и, боже, как это вкусно пахнет. Никогда не подумала, что буду так радоваться простой еде. Быстро взяла вилку с другого стола и вернулась на свое место, с нетерпением зачерпнув кашу с мясом и прикрыв от наслаждения глаза, восхитилась вкусом. Это вкусно. Очень.
