Мой Меркурий так близко, что я могу до него дотронуться, просто протянув ладонь.
Провести пальцами по рельефным широким плечам. Они так плотно забиты татуировками, что от каждого движения перекатывающихся под кожей мышц чернильное воронье на коже «оживает» и машет крыльями. И у этого действия какой-то гипнотический эффект, потому что мне приходится буквально царапать себе ладони, чтобы не потрогать воронов кончиками пальцев.
— Она тебе совсем не идет, - неожиданно даже для себя самой произношу я. И нервно смеюсь: - Получилось, как в песне у Мари.
Меркури не поднимает голову - только сосредоточенно раскатывает край носка выше по моей ноге, до середины икры. И легко, почти не касаясь, щелкает по носу нарисованную кошку из старого американского мультика.
— И я не знаю, зачем я это сказала, - продолжаю разговаривать сама с собой. Это нервное. У меня так уже бывало - когда от переизбытка эмоций рот отключался от головы и речевой аппарат начинал работать сам по себе, и с этим невозможно было что-то сделать. А рядом с Меркурием у меня все идет наперекосяк. - Просто… кажется, сказала, чтобы сказать.
— Я знаю, Планетка, - немного резковато останавливает он и задумчиво скользит ладонью обратно вниз, обхватывает и разминает пятку.
Моя стопа тридцать пятого размера кажется еще более крохотной в его крупной ладони. Или все дело в дурацких пушистых носках? Олег наверняка бы сказал, что я снова нарядилась в ребенка, хоть в целом пару раз его подобные вещи как будто даже подталкивали к действиям определенного сексуального характера. Но я привыкла - он же и так все время зовет меня «своей девочкой». А Меркурий?
Я стыдливо поджимаю пальцы и пытаюсь высвободить ногу, но он в ответ лишь крепче сжимает пальцы.
— Больно? - только теперь поднимает голову и, когда наши взгляды пересекаются, я чувствую, как диванчик подо мной начинает куда-то уплывать.
— Нет, носки дурацкие, - еле слышно бормочу я, уже напрочь забыв, что собиралась вернуть себе каждую конечность.
— Отличные носки, Планетка, очень в твоем стиле. - Он усмехается и продолжает мягко разминать стопу.
И в тот момент, когда подключает вторую ладонь и проводит пальцами в ложбинке на пятке, я все-таки издаю долгий негромкий стон. Первую секунду даже не понимаю, что этот звук родился и вырос во мне, а потом со стыдом и паникой закрываю рот ладонью и мотаю головой.
— Все в порядке? - Меркурий слегка наклоняет голову к правому плечу и, конечно, прищур его глаз красноречиво довольный.
— У тебя хорошо получается, - бормочу это «так себе оправдание». - А у меня всю неделю были жесткие прогоны и… В общем, пятки в данный момент моя эрогенная зона.
Что я несу?
Откровенно признаюсь, что движения его пальцев меня возбуждают?
Или что за все последнее время (или вообще за всегда?) это вообще единственное, что будоражит во мне все эти эмоции и запускает в голове карусель неприличных картинок с нашим участием?
Меркурий хмурится и собирается что-то сказать, но я лезу вперед, чтобы не дать ему окончательно разрушить мое самоуважение.
— Это не то, о чем ты подумал. Я просо устала и мое чувство юмора сейчас стремится к нулю. Я… То есть ты и Олег… Я хотела сказать, что…
— Может ты лучше помолчишь? - встречным предложением перебивает он. - Где Олег? Спит?
Я только беспомощно киваю.
Мы снова молча смотрим друг на друга. Это какой-то немой разговор: ты уверена, что он спал? Ты уверена, что он спит достаточно крепко? Ты уверена, что нам не нужно оттолкнуться друг от друга и разлететься в разные части вселенной, пока мы не сделали что-то такое, о чем будем горько сожалеть?
— Эта тёлка для меня ни хуя не значит, Планетка, - говорит он, снова опуская голову. Но совсем немного, если только это не плод моего возбужденного воображения, подается вперед. Так, чтобы между ним и моими коленями практически не осталось свободного пространства. - Это просто…
Он запинается, и я заканчиваю за него:
— Для здоровья?
— И откуда все это в твоей розовой голове, - вздыхает Меркурий, но, конечно, это звучит как согласие с моими словами.
— У меня двое старших братьев - я еще и не такое знаю про ваши мужские отмазки.
— Предлагаю свернуть тему, пока мне не пришлось тебе объяснять, чем «мужские отмазки» отличаются от мер профилактики ряда мужских болезней.
— Простатит - он такой, - серьезно говорю я, вспоминая целую историю на эту тему, которой поделилась Ольча. - Моя сестра работает в медицинском центре, делает разный массаж. И вот приходит к ней как-то пожилой мужик лет сорока…
— Пожилой? - Меркурий прикрывает глаза и издает какую-то жутко сексуальную смесь смеха и стона. - И тут я почувствовал весь груз своих тридцати трех лет.
— Прости. - Мне жутко неловко. Еще и потому, что Олегу - тридцать пять, но я как-то ни разу не думала о нем как о старике. - Понятия не имею, почему так сказала. Ты отлично выглядишь, как для… ранней старости.
Но на этот раз я уже действительно шучу, и мы оба это знаем, поэтому, когда Меркурий в шутку легонько шлепает меня по икре, я делаю вид, что почти готова упасть в обморок.
Мне кажется, эти пять минут - лучшее, что случалось со мной за последнее время.
Нет. Это просто самое лучшее.
Пять минут абсолютного блаженства, за которые я ни разу не вспоминаю о тех его жестоких словах. Может, потому что и он сейчас какой-то другой?
Глава шестьдесят вторая: Меркурий
Глава шестьдесят вторая: Меркурий
Если бы мне было лет двадцать, я бы еще нашел какое-то оправдание идиотской щекотке в груди, которая накатывает волнами каждый раз, когда Планетка просто открывает рот. Даже если она несет какую-то фигню - сначала про простатит (что, блять?!), а потом - про сорокалетнего «старика». Мой вставший на нее член возмущенно дергается в штанах и остается только верить, что поза, в которой я сижу, определенным образом скрывает этот «видимый факт моего глубокого интереса».
Старик, блять.
Я младше твоего мужа, Планетка!
— Так вот! - Она говорит громким шепотом, и в полной тишине огромной кухни ее голос отбивается от стен забавным тонким эхо. - Приходит тот клиент к Ольче и говорит: «У меня вот такие и такие проблемы, я почитал в интернете и понял, что мне нужен массаж простаты - вы не могли бы…»
— Планетка, остановись. - Хочу ржать в голосину от разнообразия мимики на ее лице. Мне кажется, даже если бы я ни хрена не слышал, одного ее личика было бы достаточно, чтобы превратить меня из черствого долбоёба - в Капитошку. - Сорян, но я не готов обсуждать с малолеткой проблемы мужского здоровья, в особенности того, которое лечится через задницу.
Самое забавное во всей этой ситуации - я даже не представляю, что мог бы обсуждать что-то подобное с любой из своих баб. Вообще любой, даже с той, что работала хирургом. А с этой мелочью - запросто. Даже если это чисто поржать.
