— Последний штрих, - говорит визажист, подкручивая утюжком последнюю прядь, прежде чем подобрать ее шпилькой под диадему с цветами из «Сваровски».
Отступает, критично оценивает проделанную работу и только потом раскладывает передо мной парикмахерское зеркало, чтобы я могла сама оценить вид сзади.
Конечно, все безупречно.
Абсолютно все, и даже мой невестошный маникюр а-ля «французская растяжка», на который мастер потратила почти три часа. То есть, мои приготовления начались в шесть утра и продолжаются до сих пор, хотя до приезда Олега остается буквально полчаса.
— Ты прямо… - Ольча появляется в дверях, обходит маму, которая все это время нарезала вокруг меня круги, пытаясь сделать вид, что поддерживает меня в этот тяжелый день, хот на самом деле поддержка нужна ей самой. - В общем, систер, ты просто шикарная!
Я улыбаюсь и делаю вид, что это лучший комплимент за сегодня.
Но где-то сбоку крутится Алёнка с сыном на руках, и меня душит совесть за то, что приходится притворяться даже в такой день. Потому что, чего уж там кривить душой, жопушкой я прекрасно понимаю, что двигаюсь куда-то не туда. Хотя убей бог не помню, когда именно моя жизнь свернула с правильного пути на вот этот - продуманный, безопасный, лишенный неожиданностей… но как будто абсолютно не мой.
— Можно нам немножко… - Алёна подходит ближе, передает сына маме и так выразительно поглядывает на дверь, что не понять этот намек невозможно.
Первой выходит визажистка, следом за ней - моя возмущенная мама и Ольча.
Я снова кручусь перед зеркалом, все еще надеясь, что зря переживаю из-за серьезного разговора, и на самом деле сестра просто выбрала момент для личных пожеланий счастья.
— Ты совершенно хреново выглядишь, - наконец, говорит Алёна, становясь за моим плечом. - Прости, но я никогда не думала, что именно ты пойдешь под венец с лицом добровольной жертвы.
— Не начинай, - пытаюсь остановить разговор, который - я это знаю - именно сегодня может испортить все и сразу. - Я просто переживаю. Это вроде не запрещается.
— Волноваться - нет, а приносить себя в жертву человеку, который темя не любит - да.
— Олег меня любит, - отбриваю ее слишком смелое заявление. Поворачиваюсь, стараясь не шлепнуться на слишком высоких каблуках, и натыкаюсь на хмурое лицо Алёны. Если честно, ее поведение даже немного злит. Может, именно поэтому у меня хватает сил продолжать гнуть свое. - И мне непонятно, почему ты вдруг решила поговорить об этом сейчас.
— Наверное, потому что в необходимости этого разговора меня окончательно убедил твой кислый вид.
Честно, не помню, чтобы я как-то кисла. Наоборот, только то и делала, что шутила и улыбалась даже когда в этом не было необходимости. Вон даже мастера маникюра так смешила, что бедняжка попросила помолчать хоть десять минут, чтобы она могла закончить с дизайном ногтей. Да я за все свои двадцать два года не рассказывала столько забавных историй, сколько за эти несколько часов.
— Если у кого-то сегодня и кислый вид, то точно не у меня, - говорю я, всем видом давая понять, что намекаю как раз на Алёну. Но это получается как-то слишком грубо, так что сразу отступаю и выбрасываю белый флаг. - Прости. Давай не ссориться? Ну точно не с тобой!
— Ты не понимаешь, что делаешь, - упрямо твердит сестра. С некоторой брезгливостью дотрагивается до тонкой ткани фаты и тут же одергивает руку. - Просто потому, что Олег решил сделать тебя своим узаконенным трофеем, не стоит соглашаться на эту роль. Даже сейчас не поздно все отмотать. Очевидно, что тебе нужен другой мужчина. Тот, от которого у тебя будут гореть глаза, а не сводить судорогой челюсть от фальшивых улыбок.
Она вроде бы не говорит ничего такого, что не имела бы права сказать самая близкая мне сестра. Господи, да Алёнка, хоть всего на год меня старше, всегда была мне почти как мать. Даже больше, чем мать! Из каких только неприятностей она меня не вытаскивала, сколько соплей мне вытерла, пока я рыдала ей в плечо по всякой фигне. А о чем еще даже мама не знала? И вот сегодня, когда мне больше всего нужна именно ее поддержка, Алёна решает прочитать мораль о смелости.
— Не ты ли говорила, что настоящие отношения должны быть спокойными? - вдруг заедает меня. Так сильно, как будто сестра воспользовалась одной ей известной лазейкой и ткнула в нее самой острой из своих шпилек. - Типа, что рядом с тем самым мужчиной должно быть спокойно и уверенно, а не страсти как из дешевых сериалов?
— Ты нарочно слышишь меня только выборочно? - совсем не злится она. - Или специально только то, что готова слышать, чтобы не разрушился твой хрупкий придуманный мирок?
— Я счастлива, понятно тебе! - ору ей в лицо. - У меня все хорошо!
Алёна молчит и снисходительно улыбается.
— Знаешь что? - Меня так сильно разъедает скопившееся внутри напряжение, что если не выплеснуть его хотя бы в словесной форме - оно взорвется где-то внутри, и тогда, возможно, я действительно совершу самую большую ошибку в своей жизни… дважды. - Ты выходила замуж за своего драгоценного Сергея не по любви! Мне-то не ври, ладно? Ты просто нашла подходящего стабильного мужика, достаточно непривлекательного, чтобы не опасаться, что и в его постели ты однажды найдешь «восторженную фанатку»!
— Продолжай, - спокойно предлагает сестра.
Внутренний голос говорит, что самое время остановиться, не пересекать черту, после которой уже будет недостаточно обычного «прости, мне очень жаль, что я не следила за языком», но…
Не я начала этот дофига философский разговор!
Не я просила устроить мне морализаторство сотого уровня!
— Ты просто выбрала человека, который выбрал тебя, потому что хотела рядом хоть кого-то, кто сможет любить тебя всегда и несмотря ни на что. Ты никогда не любила Сергея, - мои слова звучат жестоко, но вряд ли это ранит больше, чем ее заявления о том, что Олегу на меня плевать, - и никогда не сможешь его полюбить, потому что единственная причина, по которой ты вдруг решила стать его женой, хорошо известна нам обоим, и это точно не «ванильные чувства»!
Алёна молча слушает.
Только раз мне кажется, что на ее лице мелькает тень боли, но она так хорошо владеет собой, что мне остается только позавидовать и попросить боженьку дать мне хотя бы половину ее выдержки, пока моя жизнь не полетела в тартарары. Но где я, а где самообладание?
— Ты ведь тоже бежишь, - вот так оригинально «соглашается» сестра. - Мы оба знаем от чего и от кого. И раз уж ты заговорила обо мне, то имей ввиду… Все твои слова - правда. Чистая правда. Я никогда не смогу полюбить Сергея, всегда буду обожать своего сына от него, но…
Она запинается, сглатывает, и это единственное проявления слабости, которое она себе позволяет. Буквально несколько секунд ее лицо перекашивает от острой внутренней боли, а потом она просто отводит назад волосы - и снова становится той непробиваемой Алёной, чьей стойкостью я всегда восхищалась со щенячьим восторгом.
