– Не кричи, – сказал Себастьян, понизив собственный голос до предела.
Перегрин всеми силами пытался освободиться из железной хватки герцога.
– Тебе до меня никакого дела! Если бы я не был твоим наследником, ты бы и не заметил, что я существую! Но я не могу, не могу быть герцогом!
Откровения брата сыпались на Себастьяна, как удары. Внезапно кусочки головоломки встали на свои места, и поступки, казавшиеся идиотскими, начали обретать смысл. Гнев поднялся в его душе.
– Так вот для чего все твои выходки! Выказать себя непутевым и никчемным?
Глаза Перегрина горели огнем, его рука вцепилась в руку Себастьяна, удерживающую его.
– Не по мне это – быть герцогом!
– По закону ты мой наследник, нравится тебе это или нет, – холодно сказал Себастьян.
– Мог бы обзавестись собственными сыновьями, – парировал Перегрин. – Почему у тебя их нет? А я должен за это расплачиваться!
Внезапно они оказались нос к носу, рука Себастьяна вцепилась в куртку брата, на перекошенном лице Перегрина застыли ярость и протест. Он все еще барахтался, как щенок, в его руках.
Себастьян вдруг остановился, будто наткнувшись на стену. Боже! Не стоило заходить так далеко. Он опустил руку и отступил назад, на шее забилась жилка.
Перегрин тоже шагнул назад и застыл, погрузившись в свои думы.
Так, надо держать себя в руках, черт возьми. Себастьян одернул рукава. И отступил еще на шаг, увеличив расстояние между ними.
Щеки младшего брата пылали, но он сумел кое-как успокоиться и теперь молчал, с вызовом глядя на Себастьяна. По его обиженному виду без труда можно было понять, что он себя жалеет.
Не так давно этот мальчик с копной пушистых светлых кудрей на голове едва доставал ему до локтя. Ты и не заметил бы, что я существую? Себастьян покачал головой. Да он не задумываясь заслонит своего брата от пули, если понадобится!
Когда Монтгомери снова заговорил, его голос был твердым и властным.
– В феврале поедешь в Плимут. И я забуду то, что ты сказал сегодня.
Перегрин закрыл глаза и медленно кивнул.
– Да, сэр.
Опустив взгляд, уставившись в ботинки, Перегрин все кивал и кивал, и Себастьян понял, что брат пытается сдержать слезы. Он повернулся и посмотрел в окно. На фоне ночной тьмы он видел лишь свое собственное расплывчатое отражение.
– Мой тебе совет. Рассматривай это как шанс, а не как наказание, – произнес он. Наверное, следовало сказать что-нибудь еще, но, как обычно, когда герцог видел, что человек вот-вот заплачет, на ум не приходило никаких слов. – Подпиши. И можешь идти.
Когда-то бывшая жена Себастьяна написала в своем дневнике, что там, где у других людей сердце, у него кусок льда. И он не мог с ней не согласиться. Сталкиваясь с невзгодами, он становился холоден и бесстрастен, тогда как у других перед лицом опасности учащался пульс. Ну что ж, если такое поведение считается бессердечным, так тому и быть. Однако в этом было и свое преимущество – в самых критических обстоятельствах герцог сохранял самообладание и не терял хладнокровия. За исключением, по-видимому, случая, когда его брат с точностью Париса нанес удар в ахиллесову пяту.
Мог бы обзавестись собственными сыновьями… Почему у тебя их нет?
Время близилось к полуночи, огонь в камине потрескивал, а голос брата все еще эхом отдавался в кабинете. Себастьян потянулся за портсигаром и закурил. Потом откинулся на спинку стула и выдохнул дым.
Он смотрел на картину на темной стене кабинета. В медленно плывущих серых завитках дыма замок Монтгомери казался ожившим. Вокруг замка всегда висел туман. Внутри было царство теней и эха. В нем Себастьян никогда не чувствовал себя дома, к тому же замок давно уже превратился в тяжкое бремя. Но долг есть долг. Нельзя терять родовое гнездо в карточной игре.
Почему у тебя их нет?
Его брат – тупица. Но он прав.
Себастьян наклонился и открыл нижний ящик стола.
Внутри поблескивал оборчатый желтый шелковый футляр дневника. Его украшал изысканный маленький затвор, открыть который когда-то ему не составило труда.
Он и сейчас легко справился с ним.
Аккуратные завитки девичьего почерка полностью завладели его вниманием. Он заглянул в дневник лишь однажды, но прочитанное, казалось, навсегда врезалось ему в память. Однако почти через два года те же слова, возможно, будут звучать по-другому.
12 января 1878 года
Сегодня М. сделал официальное предложение. Я, конечно, знала, что это случится, все к тому и шло, но теперь испытываю двойственные чувства. С одной стороны, любая юная леди мечтает стать герцогиней. И я не исключение. Мама и папа, конечно, в восторге. Но к чему скрывать – мое сердце принадлежит Т. Он в отчаянии, даже умолял меня бежать и клянется, что будет любить меня вечно. Это так романтично… Ведь, если б не титул, я никогда не выбрала бы этого герцога. Вот уж кто совсем не романтичен. Какой-то молчаливый, суровый, никогда не танцует. Он, безусловно, самый скучный джентльмен в свете…
А, довольно!
Себастьян бросил дневник обратно в ящик.
Ни к чему переживать это заново, раз за разом листая страницы. Ведь уже известно, чем все закончилось. Не прошло и полугода, как его жена сбежала с молодым человеком, которого, как ей казалось, страстно любила. А Себастьян даже ни о чем не догадывался и не смог предотвратить побег. Забавно: в политических делах он видел своих противников насквозь, буквально читал их мысли. Куда же делась вся его проницательность в отношении собственной жены, как он не заметил, что наскучил ей, а быть может, обидел, или и то и другое вместе? Да так, что она, не задумываясь, пустилась во все тяжкие. А ведь чтобы понять эту светскую женщину, как раз и требовалось читать мысли. Ибо все ее воспитание сводилось к тому, чтобы угождать, терпеть и все свои чувства держать при себе, прикрывая улыбкой.
И все претендентки на роль его жены были такими же леди, обученными угождать и терпеть. Теперь же, хотя бы для того, чтобы заставить замолчать своих недоброжелателей, он должен жениться на бриллианте первой воды, еще более совершенной леди, чем его первая жена. И значит, он снова не будет уверен в том, что новая герцогиня любит его, а не с трудом терпит…
Тихий стук заставил его оторваться от размышлений и взглянуть на дверь.
– Войдите.
Рэмси бесшумно вошел в комнату с серебряным подносом, на котором лежала записка.
– Ваша светлость, вам письмо. Боюсь, доставка задержалась.
– От кого?
– От мисс Арчер, ваша светлость.
Он выпрямился в кресле.
– Как она?
– Довольно слаба, как я понимаю, все еще в лихорадке.
