Большинство выбрало бы Париж. Ну, или Рим.
– Грандиозные планы.
Аннабель покачала головой.
– Раньше я мечтала владеть греческим галеоном. В своем воображении я уже переплыла семь морей.
– Греческий галеон? – Ну конечно, ведь она изучала классические языки. – Видимо, вас вдохновил Одиссей?
Девушка искоса посмотрела на него.
– Вполне возможно.
– Почему же Персия? – спросил Монтгомери, заинтригованный. – Ведь Одиссей никогда не покидал Средиземного моря.
– Потому что, – медленно произнесла Аннабель, – существуют разные предположения о том, как Персия и Греция повлияли друг на друга в плане архитектуры, государственного управления, литературы, но у нас мало конкретных доказательств. Каждая сторона отрицает влияние другой на свою историю. А мой профессор сейчас посвящает все свое время этой области исследований.
– Профессор Дженкинс?
– Да, он! Вы знакомы с его работами?
– Никогда не встречался с ним, его заявки обычно прочитывает мой секретарь, – сказал герцог. – Я финансирую некоторые из его экспедиций. Возможно, вы слышали о Королевском научном обществе.
– Конечно. Я и не знала, что вы имеете к нему отношение.
– Мои предки стояли у истоков его создания.
Аннабель окинула его внимательным, оценивающим взглядом, и герцог вдруг почувствовал некоторую гордость за себя. С чего бы это?
– Значит, это благодаря вам в апреле профессор Дженкинс сможет отправиться на Пелопоннес, – сказала она.
– Чем же он там займется?
– На дне залива Пилос обнаружили древний затонувший военный корабль, экспедиция собирается поднять его части, а потом изучить их.
Девушка становилась все более оживленной, в ее жестах и движениях сквозила сдерживаемая энергия. И, черт возьми, глядя на нее, герцог чувствовал, что его мысли приняли направление, весьма далекое от исторических исследований…
– А он хорошо относится к вам, этот Дженкинс? – спросил он, делая вид, что изучает один из термостатов на стволе дерева.
– О да, – ответила она весело. – Конечно, заваливает меня работой, но зато помог мне получить место в Оксфорде. Я ему очень благодарна.
Почему-то ее ответ не слишком понравился герцогу.
– Как помог?
– Он переписывался с моим покойным отцом, – объяснила девушка. – После смерти папы я разбирала его корреспонденцию и нашла недописанный ответ Дженкинсу. Я закончила письмо и отослала, профессор ответил. И мы переписывались несколько лет.
– Так он без колебаний вступил в переписку с вами, и его не смутило, что он обсуждает научные вопросы с женщиной?
По лицу Аннабель было ясно, что вопрос ее немного покоробил.
– Не смутило. Как оказалось, мой отец многому научил меня. И к тому же…
– Что же еще?
– Возможно, из-за моей подписи. Я подписывалась А. Арчер. Он мог и не догадаться, что я женщина.
Глядя на ее гордо поднятый подбородок, он подумал, что почему-то совершенно не возмущен ее маленькой уловкой.
И спросил, пряча улыбку:
– И когда же все открылось?
– Когда мне понадобилась его помощь, чтобы поступить в колледж. И он не обиделся, нисколько не обиделся. Я так благодарна ему, – повторила Аннабель несколько раз.
Хотя ей не стоило никого благодарить. Она в полной мере продемонстрировала свой ум и способности и непременно должна была получить шанс.
В следующую минуту внимание Аннабель привлек большой террариум у стены.
– Что это? – Она указала тонким пальцем на аккуратный ряд зеленых стручков, примостившихся на ветке за стеклом.
– Хризалиды. Коконы бабочек.
Девушка оглянулась на герцога через плечо.
– Вы держите бабочек, ваша светлость?
– Это затея моего брата. После того как я наложил вето на его предложение завести здесь стаю обезьян.
Девушка рассмеялась. Весело, искренне. От вида ее ровных зубов и мелькнувшего розового язычка кровь у Монтгомери забурлила, как от глотка шампанского. Желание охватило его. Желание взять в руки ее смеющееся лицо и покрывать поцелуями лоб, щеки, нос… Он хотел ощутить прикосновение ее губ. Дьявольское наваждение!
Аннабель уже повернулась к террариуму, наклонившись вперед.
– Кажется, там гусеница, – выдохнула она восхищенно. – Как интересно.
– Очень.
Воротник ее пальто неплотно прилегал к шее, открывая его взгляду кусочек бледной кожи. Там приютился локон, туго закрутившийся от влажного воздуха оранжереи. Вот бы намотать эту шелковистую прядку на палец и прикоснуться губами к нежной мягкости ее шеи…
Плечи Аннабель напряглись, как будто она прочитала мысли герцога, и он понял, что склонился чересчур близко, пытаясь уловить ее запах.
Боже правый…
Монтгомери выпрямился. Голова кружилась. Густой, тяжелый воздух оранжереи явно затуманил его мозги.
Аннабель повернулась, в ее глазах появилось настороженное выражение.
– Я и не думала, что бабочкам хорошо в террариуме.
– Их выпускают, когда они покидают кокон. – Голос герцога звучал хрипло. – Эта крышка поднимается, – он продемонстрировал, как, – и все, кто имеет крылья, могут вылететь.
Аннабель не улыбнулась в ответ.
Она отнюдь не наивна, понял Себастьян. В ее глазах он читал те же мысли, которые она, несомненно, читала в его, – они мужчина и женщина, которые находятся наедине в укромном месте, где воздух колышется от жары, и какая-то неведомая сила тянет его сделать шаг навстречу ей, дотронуться до открытой шеи, притянуть к себе. А еще он заметил, что линия рта у нее смягчилась, как будто она была не против…
Райская птица пронзительно крикнула, взмахнула крыльями и, стукнув когтями, уселась на террариум.
От неожиданности Аннабель отскочила.
– А, это все Перегрин, – раздраженно сказал герцог. – Он их кормит. Птицы решили, что вы пришли сюда их кормить.
От испуга на щеках девушки пылали два красных флажка. Себастьян предпочитал вызывать у женщин румянец совсем другого рода… Аннабель шагнула в сторону, подальше от него. Герцог бросил на птицу злобный взгляд.
– Ваша светлость, я хотела бы обсудить с вами мой отъезд.
На Себастьяна будто вылили ведро холодной воды. Он ответил не сразу.
– То есть вы не намерены последовать совету доктора и собираетесь уехать как можно скорее.
Она кивнула.
– Вы же говорили, за вами некому ухаживать.
– У меня есть родственники в Кенте, они меня ждут.
