– Надо же, ведь она только что уговорила тебя позировать для картины, хотя ты совсем не хочешь позировать, и все ради платья, которое тебе совсем не нужно.
Аннабель пожала плечами.
– Какая, в сущности, разница? Меня все равно не пригласят.
– Мне кажется, Хэтти не так уж и ошибается, – сказала Катриона. Лицо ее при этом было задумчивым.
Аннабель нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, у меня такое ощущение.
Весьма странное заявление с ее стороны. Катриона вовсе не склонна доверять ощущениям, обычно ее заявления подкреплялись длинным списком фактов.
– И какое же платье ты наденешь на рождественский ужин? – спросила Катриона.
– Светло-голубое дамастовое. – Оно было лучшим из тех, что ей отдали. И должно подойти для бала. Правда, она уже надевала его здесь, в Клермонте.
– Я слышала, что у леди Лингхэм и герцога… отношения, – сказала Катриона.
О…
Румянец, окрасивший щеки Катрионы, не оставлял сомнений в характере упомянутых отношений.
Что ж тут удивительного? Мужчины, подобные Монтгомери, обычно имели любовницу где-нибудь на стороне. Однако любовная связь с равной по положению?
Аннабель спросила, стараясь сохранить нейтральный тон:
– И что же из себя представляет эта графиня?
– Его соседка. Старше его, вдова, – сказала Катриона. – Вполне возможно, она имеет на него влияние. Пожалуй, нам стоит направить наши усилия на таких дам, как она.
– Отличная мысль, – пробормотала Аннабель. Она поерзала на стуле, ее кожа неприятно зудела под платьем для прогулок. – Знаешь, это голубое платье сидит на мне отвратительно.
На лице Катрионы появилось недоумение.
– Разве?
– Да. Цвет мне не к лицу, к тому же оно добавляет объема в самых неподходящих местах.
– Можно украсить его ленточкой, – предложила Катриона.
– Можно, только это все равно что украсить ленточкой поезд после крушения.
– Обычно ты не склонна к преувеличениям, – медленно произнесла Катриона. – Что-то случилось?
– Ничего, – сказала Аннабель, постукивая пером по письму и разбрызгивая чернила. – Просто подумала, что мне не так уж много лет, а я уже не помню, когда в последний раз надевала красивое платье.
Когда-то давным-давно Аннабель любила наряды, ей нравилось заплетать ленты в волосы и подбирать серьги под цвет глаз. После того лета с Уильямом она больше не получала от таких вещей никакой радости, ее внешность стала для нее в лучшем случае пустым обещанием, в худшем – обузой. Однако сейчас ее терзало жгучее желание вырваться из этой серой оболочки, в которой она так долго пребывала по собственной воле.
Но разве она могла? Чтобы идти вперед достойным, независимым путем, ей необходимо оставаться именно такой, как сейчас. И держаться подальше от Монтгомери. Вчера в оранжерее у террариума он хотел ее поцеловать. О, как ей было знакомо это выражение лица, этот застывший взгляд, это неприкрытое мужское намерение. За таким напряженным взглядом обычно следовали объятия и пощечина. Но Монтгомери так и не притянул ее к себе. Но еще больше потрясла Аннабель собственная уверенность в том, что она не дала бы ему пощечину. Более того, сегодня утром она снова искала его общества. Да еще узнала, что он содержит старушек-лошадей. Можно даже подумать, что в груди этого сурового человека билось щедрое, заботливое сердце…
Аннабель решила избегать Монтгомери до рождественского ужина. С этого дня никаких совместных завтраков, никаких писем, прогулок и задушевных разговоров. Выбросить его из головы…
Поездку на рождественский обед к леди Лингхэм нельзя было назвать приятной. Возможно, из соображений практичности Монтгомери распорядился усадить всех в одну карету – их с Перегрином, тетушку Гринфилд и Аннабель. Тетушка то и дело наваливалась на Аннабель, погружаясь в дремоту, а мужчины, сидящие напротив, выглядели ужасно мрачными, чему отчасти способствовали их совершенно одинаковые темные плащи. Джентльмены, казалось, сердились друг на друга. Оба сурово уставились куда-то в пустоту – взгляд, который подходил Монтгомери, но уж никак не Перегрину. За последние несколько дней Аннабель провела с молодым лордом много часов, сначала чтобы избежать общества герцога, а потом из-за того, что Перегрин оказался исключительно дружелюбным и смышленым юношей. «Высшие силы заставляют меня перечитывать «Республику» Платона во время рождественских каникул, – признался он. – Вы, случайно, не знаете что-нибудь об этой книге?» Преподавать ему было так приятно, что это ненадолго отвлекло Аннабель от нелепого влечения к Монтгомери.
Увы, оно никуда не исчезло. Да, Аннабель не могла этого отрицать: она была безнадежно увлечена мрачным аристократом, сидящим напротив нее. Даже сейчас, несмотря на холодно-скучающее выражение лица герцога, от его близости в душе у нее полыхал костер, согревая изнутри, не давая замерзнуть в неуютной карете.
Аннабель с трудом отвела взгляд от Монтгомери и стала изучать свои руки, лежащие на коленях. И все же она ощущала его присутствие, как видят отблеск, который отбрасывает огонь. Боже правый. Быть может, ужин в компании подруги герцога остудит ее пыл.
Живот скрутило от страха, к горлу подступила тошнота, когда в поле зрения появился Лингхэм-холл. По общему признанию, дом в георгианском стиле был прекрасен, весьма просторный и удобный, с гладким фасадом из песчаника. Ровный ряд безлистных виноградных лоз тянулся вдоль входа с колоннами, около которого гостей уже поджидал дворецкий.
Как только они вошли в фойе, навстречу им поспешила высокая стройная женщина лет сорока с небольшим, ее каблуки уверенно цокали по мраморному полу.
– Монтгомери! – приветствовала она его нежным возгласом.
Ее тонкая кисть задержалась на его руке чуть дольше, чем следовало. Однако могла ли Аннабель винить графиню? Черный фрак идеально сидел на Монтгомери, облегая прямые плечи, а светло-серый жилет оттенял его глаза, придавая им блеск отполированного серебра. Герцог был воплощением мужской элегантности, и любая женщина, имей она такую возможность, не смогла бы удержаться от пары лишних прикосновений.
– А вы, должно быть, мисс Арчер. – На лице графини мелькнуло легкое любопытство. – Бедняжка. Как, однако, неприятно заболеть в такое веселое время!
Внешность леди Лингхэм относилась к разряду тех, которые отец Аннабель обычно описывал как «вытянутое лицо с лошадиными зубами». Тем не менее хозяйка выглядела весьма привлекательно, главным образом потому, что во всем ее облике угадывались столетия богатства и отменного воспитания. Кроме того, она в совершенстве владела искусством непринужденной элегантности в одежде – гладкое серое платье облегало ее гибкую фигуру именно там, где необходимо, а узел светлых волос на макушке выглядел обманчиво простым. На самом деле горничная наверняка потратила не меньше часа, сооружая его. Из копны волнистых волос Аннабель ничего подобного не сотворишь.
