– О боги, пусть это платье подойдет мне, – сказала она и резко поднялась.
В парадной гостиной Клермонта стоял оживленный гул голосов. Здесь собрались несколько сотен человек, чтобы веселиться и танцевать до утра. В приглушенном свете мягко поблескивали драгоценности и фужеры с шампанским. Огромное сборище гостей ничем не напоминало незатейливую деревенскую вечеринку, вокруг колыхалось настоящее море незнакомых бледных лиц. Аннабель вошла в зал, сопровождаемая почти осязаемыми взглядами и перешептываниями.
– Смотрите. Это от Селесты, – сказала одна дама.
– Платье, разумеется, от Селесты… Но кто же она?
Я та, кто носит платья от Селесты без нижнего белья.
Панталоны были бы слишком заметны сквозь нежнейший шелк платья, который обтягивал тонкую нижнюю юбку, как кожа. Ощущение наготы усугублял сильно облегающий лиф с низким вырезом, который довольно эффектно обнажал верхнюю часть груди. Кроме кружевной отделки на воланах небольшого шлейфа, на платье не было других украшений, которые могли бы отвлечь внимание от… от нее самой. Из зеркала на Аннабель смотрела дорого и модно одетая дама. И эта незнакомка имела полное право присутствовать на столь великолепном балу. Сопровождавший ее Питер просто обомлел, лицо его приобрело свекольный оттенок, когда Аннабель спустилась к нему по парадной лестнице.
– Аннабель!
Из толпы выскользнула Хэтти под руку с красивым молодым шатеном. Она оставила его и бросилась навстречу подруге.
– Ты выглядишь потрясающе! – воскликнула она, прижимая руку к сердцу. – О боже. Закари, – произнесла она, обернувшись к своему провожатому, – разве она не сногсшибательна? Я ужасно завидую. Аннабель, позволь представить тебе моего брата, Закари Гринфилда.
Карие глаза молодого человека сверкнули, когда он изобразил поклон.
– Мисс Арчер. Вы прекрасны, как цветок лотоса, и изящны, как тростинка.
Закари с Питером стали обмениваться мнениями о бренди, а Хэтти перехватила руку Аннабель и отвела ее в сторону.
– Я же говорила тебе, – пробормотала она, проведя рукой по своему платью. Ее пухленькую фигурку обволакивало целое облако желтовато-бежевых бантов и воланов. – Абрикосовый, – жалобно простонала она, – и эти пенистые оборочки – ну чем не рисовый пудинг?
– Ты выглядишь очень мило, – солгала Аннабель.
Хэтти бросила на нее выразительный взгляд.
– Уверена, мой брат заплатил своим друзьям, чтобы они заполнили мою танцевальную карту.
У Хэтти, по крайней мере, была танцевальная карта. А вот Аннабель сегодня вечером предстоит лишь смотреть, как танцуют другие. Ни один из именитых гостей не мог пригласить ее на танец, не вызвав пересудов, а Питер сообщил, что как служитель церкви он не танцует, заикался от смущения, но твердо стоял на своем, когда она попыталась выторговать хотя бы кадриль. Так что весь вечер ей придется украшать свой стул, как пурпурный цветок.
Питер подошел к ней и подал руку.
– Пойдемте в бальный зал, мисс Арчер. Я слышал, что частью декора будут живые олени.
Через широко распахнутые створки дверей неслись звуки «Зимы» Вивальди. Бальный зал встретил их прохладой и блеском, словно ледяной дворец: под потолком, напоминавшим зимнее небо, висели хрустальные люстры, сверкая и переливаясь, как звезды и радуги. От ведерок с шампанским и многоярусных тарелок с закусками на столах струился серебристый блеск. С балконов каскадом спадали гирлянды белоснежных орхидей.
Но Аннабель не замечала ничего вокруг – она не отрывала взгляда от мужчины, приветствующего гостей у входа. Сердце забилось чаще. Напряжение сковало все ее тело.
Боже, как невыносимо прекрасен был Монтгомери! Как идеально сочетались с его худощавой фигурой и строгим лицом четкие линии элегантного черно-белого вечернего костюма!
Когда настала ее очередь приветствовать его, Монтгомери окинул ее быстрым оценивающим взглядом. На мгновение он застыл, как ледяные скульптуры вдоль стен. Но Аннабель заметила, как его взгляд скользнул по ее груди, – рефлекс, против которого он, оказывается, так же бессилен, как и любой другой мужчина.
Его скулы слегка покраснели.
– Мисс Арчер. – Голос был строгим.
– Ваша светлость.
Герцог уже повернулся к ее кавалеру.
– Мистер Хамфрис. Добро пожаловать в Клермонт.
И больше ни слова. Аннабель ощутила укол обиды. Какое-то мгновение она, ничего не видя вокруг, шла под руку с Питером, ругая себя за глупость. Чего, собственно, она ожидала? Что слова «изящная, как тростинка» прозвучат из уст Монтгомери? По правде говоря, именно этого. Кажется, она уже считала его мужчиной, с которым ее связывают взаимные чувства, и надеялась получить тому подтверждение. Аннабель выдохнула. Галльская гордость? Скорее галльские заблуждения!
Аннабель тяжело опустилась на бархатный стул у дальней стены, где ей предстояло просидеть весь вечер. Питер остался стоять, оглядывая бальный зал.
– Полагаю, олени были лишь слухами, – прошептала она.
Викарий моргнул.
– Конечно. – Он хихикнул. – Это было бы чересчур вызывающе, да и не слишком практично…
Аннабель прикусила губу. Стыдно вымещать свое мрачное настроение на человеке, который неизменно добр и приветлив. В отличие от Монтгомери, от которого не знаешь, что ждать. В эту минуту герцог беседовал с величественной пожилой дамой и симпатичной девушкой в белом, которая то и дело робко вскидывала на него глаза.
– Графиня Уэрхем, – пробормотал Питер, уловив взгляд спутницы, – говорят, что ее дочь, леди Софи, одна из претенденток на роль новой герцогини.
У Аннабель перехватило дыхание.
– Новой герцогини?
Питер посмотрел на нее.
– Герцог снова женится в следующем году. Принести вам сэндвич?
– Да, будьте любезны, – пробормотала она. Хотя сейчас не смогла бы проглотить ни крошки.
Вскоре зал заполнился танцующими парами, в воздухе витала смесь духов и пота. Желто-бежевое платье Хэтти мелькнуло в толпе, Томлинсон кружил ее в кадрили. Аннабель слушала лекцию Питера Хамфриса о благородных оленях, обитающих в Уилтшире. До полуночи оставалось еще два часа.
– Может быть, принести вам десерт? – Питер не сводил с нее глаз.
– Нет, спасибо.
– Тогда еще сэндвич?
– Нет, спасибо, одного мне достаточно.
Монтгомери не танцевал. Сцепив руки за спиной, он стоял в стороне от танцующих и беседовал с гостями, среди которых было слишком много матерей с дочерями-дебютантками и мужчин, жаждавших побеседовать о политике.
Закончился очередной танец, и к Аннабель подошла Хэтти. Ее рыжие локоны растрепались, она энергично обмахивала веером блестящую от пота шею.
