– Хэтти, – спросила Аннабель, стараясь говорить тихо, – чья это была идея – обратиться к герцогу, чтобы освободить меня?
Вчера, приехав в Оксфорд, Аннабель еще не пришла в себя окончательно, находясь в каком-то оцепенении. Подруги взволнованно перешептывались, а она говорила очень мало, чтобы не пришлось лгать, если спросят, где она провела ночь.
– Катрионы, – ответила Хэтти. – Профессора Кэмпбела не было, он как раз в это время уехал в Кембридж, и она сказала, что нужно обратиться к герцогу.
– Но почему?
– Ты же знаешь Катриону, – сказала Хэтти, пожав плечами. – Разве поймешь, что у нее в голове? Но она настаивала, и ведь оказалась права! Вы с ним знакомы, и как джентльмен он был просто обязан прийти на помощь. Признаюсь, сначала я не очень-то верила в успех, но герцог не колебался ни секунды. – Ее лицо приняло хитроватое выражение заправской сплетницы. – А сегодня утром я узнала, что он освободил еще дюжину суфражисток. Слышала?
Что-то внутри Аннабель похолодело.
– Дюжину? – сказала она. – Что за чепуха? Кто тебе это сказал?
Хэтти нахмурилась.
– Леди Мейбл. Не знаю, откуда она узнала. Тоже от кого-нибудь. Земля слухами полнится. – Лицо Хэтти стало серьезным. – Аннабель, я уже говорила тебе, но, поверь, если бы у Монтгомери ничего не вышло, я бы пошла к отцу и умоляла бы его помочь.
– Знаю, милая, – рассеянно ответила Аннабель.
Этого еще не хватало… Слухи о Миллбанке и вмешательстве Себастьяна, гуляющие по Оксфорду, не сулили ничего хорошего.
Мощный грохот прокатился по небу и отозвался дрожью в теле Аннабель. Хэтти взвизгнула.
– Быстрее! Сейчас хлынет! – Она поспешила вперед, спасаясь от первых брызг дождя, словно вспугнутая кошка.
Не прошло и двух дней, как вслед за слухами последовали неприятности. Мрачное предчувствие возникло у Аннабель, как только она обнаружила в почтовом ящике конверт без надписи. Сама мисс Элизабет Вордсворт, ректор колледжа, вызывала ее к себе.
Письмо выскользнуло из дрожащих пальцев. В последний раз Аннабель была в кабинете ректора сразу после поступления, когда та лично поздравила ее. Тогда ее сердце колотилось от волнения в преддверии новой жизни. Теперь же оно выскакивало из груди от страха.
– Я сразу перейду к делу, – сказала мисс Вордсворт, как только Аннабель уселась. Умное лицо начальницы стало серьезным. – Мне сообщили, что в прошлую пятницу во время демонстрации в поддержку избирательного права для женщин на Парламентской площади полицией задержана студентка Леди-Маргарет-Холл. Это правда?
Меня исключат…
Комната поплыла перед глазами… Аннабель смогла лишь молча кивнуть.
В ясном взгляде мисс Вордсворт читалось некоторое беспокойство.
– С вами хорошо обращались?
– Вполне приемлемо, мисс.
– Рада это слышать, – сказала мисс Вордсворт. – Тем не менее ситуация весьма непростая. Как вам известно, в вопросе высшего образования женщины сталкиваются с противодействием на каждом шагу. Ваше собственное поведение всегда отражается на всех женщинах, получающих высшее образование, и на нашем учебном заведении в целом.
– Понимаю, мисс.
– Скандал играет на руку нашим противникам, – продолжала мисс Вордсворт, – поэтому во время нашей первой встречи я настоятельно советовала вам уважать доверие, которое мы вам оказали, несмотря на то что стипендию вы получаете от политической организации.
Слова начальницы долетали до Аннабель как бы издалека.
– Меня исключают, – произнесла она.
Лицо мисс Вордсворт на мгновение смягчилось.
– Нет. Но с сегодняшнего дня вы временно отстраняетесь от занятий.
Аннабель подавила горький смешок. «Отстраняетесь от занятий…» На деле для нее это означало, что придется вернуться в деревню, в дом кузена. Как бы безобидно ни звучали слова ректора, для Аннабель они означали крушение мечты. Даже если изгнание лишь временное, у девушки не было родового поместья, куда она могла бы удалиться. В данный момент у нее не было ничего.
Аннабель старалась держаться прямо. Как будто таким образом надеялась избежать краха.
– Нельзя ли узнать, когда меня восстановят?
Мисс Вордсворт покачала головой.
– Мы проведем расследование. Обычно оно завершается в пользу студентки, когда слухи уже улягутся.
Аннабель достаточно разбиралась в слухах. И ей было совершенно ясно, что происшествие не забудется в течение многих лет. Она была арестована и заключена в тюрьму, она, безродная девушка, которую некому защитить…
Аннабель не помнила, как добралась до дома, поднялась по узким, скрипучим ступенькам. Она долго стояла в дверях и смотрела на крошечную комнатку. Узкая кровать, узкий письменный стол, маленький шкаф, в котором помещались ее немногочисленные вещи. Четыре месяца у нее была своя комната. Трудно представить, что скоро все это закончится…
Сквозь струйки дождя, стекавшие по окну ландо, Себастьян едва различал серые очертания Букингемского дворца. Зрелище навевало на него тоску. Когда пройдут выборы и его брат вернется домой, он непременно отправится в отпуск. Куда-нибудь в уединенное и теплое место. Греция. Черт, нет! Только не Греция…
Монтгомери понял, что королева не в духе, едва вошел в апартаменты ее величества. Ее плотная фигура казалась напряженной, словно мышеловка, готовая вот-вот сработать. Враждебность королевы ощущалась даже на расстоянии, и это не могло не тревожить.
– Сначала все эти фермеры и Хлебные законы, – произнесла ее величество, кинув язвительный взгляд на его последний отчет, – теперь вы настаиваете на том, чтобы Биконсфилд как можно чаще выступал на публике – в ратушах! Не удивлюсь, если дальше вы посчитаете необходимым предоставить избирательное право рабочим.
– Такого предложения вы не найдете в моей концепции, ваше величество.
– Впрямую нет, – сказала она язвительно, – но, полагаю, все к тому идет. Подумать только! Выступать в ратушах! К тому же Биконсфилд с его телосложением никак не сможет придерживаться предложенного вами чудовищного расписания.
– Значит, я пребывал в заблуждении, – ответил Себастьян, – полагая, что если он баллотируется на пост премьер-министра, то вполне способен общаться со своими избирателями.
Как только эти слова вылетели у него изо рта, Монтгомери понял, что они прозвучали чересчур саркастически. Он поражался сам себе. Самообладание покинуло его, да еще на важном стратегическом совещании с королевой. Ее величество казалась не менее удивленной. Ее глаза сначала расширились, а потом сузились, превратившись в холодные щелки.
– Учитывая, сколь много поставлено на карту для страны и для вас лично, я думала, что вы, как никто, заинтересованы в победе на этих выборах, – произнесла она.
