Я сделал небольшое ментальное усилие и начал медленно взлетать. Пси-энергия стала быстро истощаться. И чем ниже я спускался, тем явственнее ощущал, что слабею. До критичной отметки, конечно же, было еще далеко, но такая тенденция давала понять, что долго в состоянии парящего пси-обзора я находиться не смогу.
Нижний уровень занимали бараки охраны, потом пошли какие-то технические помещения, небольшой плацдарм, столовая, жилые ячейки для сопутствующего персонала и прочее. Везде мелькали светящиеся силуэты людей. Иногда даже встречались серые изображения андроидов и других синтетических организмов. В какой-то момент я понял, что ничего интересного больше не увижу, к тому же слишком близко к объектам и людям подлететь не получалось — я по-прежнему упирался в какую-то невидимую стену. Да и скорость выветривания пси-энергии стала стремительно расти. И тут вдруг подумал: имей я пси-отпечаток сознания Кроноса, то смог бы его навестить. Пользы бы это, конечно, не принесло, однако сам факт осознания того, что я в виде чистого сгустка сознания пронесся мимо распорядителя турнира, который здесь мнил себя богом, завораживал. Впрочем, при определенных усилиях путем перебора я мог бы выйти на него и так, но на все это требовалось время и большой запас пси-энергии. Таким же способом я смог бы отыскать и этого загадочного создателя нейроинтерфейсов. Все силуэты имели свои особенности в оттенках свечения и яркости, этакие легкие едва различимые мазки. Видимо, пси-поле каждого человека транслировало особенности его характера, жизненного опыта и прочих атрибутов. Раньше я этого не замечал.
Я снова вернулся в жилой блок. Скорость перемещения значительно увеличилась, и теперь я мог мотаться по помещению, как муха. И, что удивительно, приближаясь к заключенным, я больше не ударялся о незримые преграды. Подлетал к ним почти вплотную. Похоже, все эти ограничения на меня накладывал защитный пси-барьер.
Я вернулся в свое тело и открыл глаза. В голове гудело — я все же получил легкое пси-истощение. Но вместе с тем забрезжили и новые идеи. Изучив пятый уровень «Повышенного пси-потенциала» и как следует разобравшись в механике влияния амулета на окружающий мир и мое сознание, я смогу создать очень четкую схему всего комплекса Арены. А это значит… я боялся этой мысли, но скрыться от нее или погасить уже не мог… потому что именно о побеге я и подумал. Сумасшедшая, невероятная и бессмысленная идея просто взорвалась в моей голове, как квантовая бомба. У меня появился шанс сбежать! Это был крохотный, размером с атом, шанс, но он появился. Родился, как луч света в царстве тьмы.
Нюансов было больше, чем песчинок в пустыне. Как найти выход из жилого блока, как пройти мимо охраны незамеченным, как пройти между уровнями, и, самое главное, как покинуть эту чертову планету, названия и местоположения которой я даже не знал. Последний пункт был самым сложным. Во-первых, нужно украсть звездолет, что сделать весьма затруднительно по той простой причине, что космопорта близ Арены, насколько я знал, не было. Во-вторых, даже если шаттл по счастливой случайности найдется, необходимо проложить путь до ближайшей планеты Федерации и, что почти невозможно, незамеченным покинуть орбиту. Пилотировать космические корабли я не умел, совершенно не смыслил в звездной навигации и уж точно не обладал навыками скрытности. По всему выходило, что мои надежды на спасение умерли, даже толком не родившись.
Думая обо всем этом, я ощутил грызущую нутро безысходность. С Арены нет выхода. Вход есть, но только вход, а выхода нет. Его не существует в принципе. Мнимая награда победителя в виде гражданства Империи и без разбирательств и догадок отбрасывала длинную тень подвохов. На то это и гражданство, а не какая-нибудь амнистия. Граждане, насколько я знал, не обладали полной свободой воли, не могли без веской на то причины перемещаться между мирами и уж тем более переселиться на планету недружественного межгалактического государства. Поэтому победа на Арене по сути не давала того, что в действительности было нужно заключенным. Во всяком случае, нам — обычным военнопленным враждующей стороны. К тому же меня никогда не покидала мысль, что нас, носителей экспериментального наноимпланта «Богомол» с невообразимой кучей возможностей, администрация Арены с такой легкостью на просторы Империи не отпустит. Ведь они же должны понимать, что альриец среди их праведных граждан не будет пользоваться популярностью и что рано или поздно задумается о побеге. Зачем им подвергать такому риску возможность утечки столь редкой и эффективной во всех смыслах разработки?
Ответов на все эти вопросы не было, однако мысли о них нагоняли тоску. Поэтому я решил опять сосредоточиться на амулете. Интуиция по-прежнему подсказывала, что я изучил далеко не все его свойства. Он накапливал пси-энергию, был вместилищем отпечатков мыслей и, как только что выяснилось, увеличивал силу пси-способностей своего носителя, но… это было еще не все. Основное его предназначение пока что скрывалось в тени.
Несколько долгих минут я провел, «общаясь» с камнем Эффо, но ничего качественно нового выяснить так и не смог, лишь понял, что в дальнейшем для использования потенциала кристалла мне больше не придется касаться его поверхности и «просить» о помощи. Отныне у нас с амулетом установился устойчивый пси-контакт — этакая пси-нить, по которой наши сознания могли быстро обмениваться мыслеобразами и пси-импульсами. И теперь амулет копировал и впитывал в себя все, что видел и ощущал я сам.
Остаток дня мы с заключенными провели, рассказывая разные истории из своих прежних жизней. Я поведал, как мы с женой провели наш первый месяц после свадьбы на берегу острова, названия которого я уже и не помнил. У Перка в закромах опять отыскалась байка с неудачным концом, Виллис поведал о каком-то небольшом, но крайне интересном исследовании, на которое он однажды получил заказ, а Ролдан рассказал забавную историю, что приключилась с ним на раскопках. Айрекс к нам присоединяться отказался, а Коупленд и Декс по большей части молчали, только последний один раз упомянул о каком-то небольшом восстании рабочих на Марсе, которое, впрочем, было быстро подавлено.
Я смотрел на них, слушал их реальные или выдуманные рассказы, улыбался, где это было уместно, и надевал грустную маску, если того требовала ситуация. И думал. Думал о том, что все эти люди, ставшие мне близкими и почти родными, не переживут следующую неделю. Не переживу ее, возможно, и я. В голову опять полезли навязчивые мысли о семье и доме, но я уже не испытывал той гнетущей тоски, что грызла меня в первые дни плена. И с ужасом начал понимать, что привыкаю к сложившимся обстоятельствам — к Арене, к смертельной опасности, к необходимости постоянно быть начеку. Я даже привык к мысли, что могу в любой момент умереть. Непроизвольно передо мной встал вопрос: сила это или слабость?
Понимать, что в любой момент можешь проиграть, но не сдаваться — это ли не сила? Или все мы лишь прикрываемся маской безысходности? Ведь кроме борьбы за жизнь у нас ничего больше и не осталось. Просто работают инстинкты самосохранения и не более. Или же нет?
Размышляя обо всем этом, я и не заметил, как наша сходка стала медленно распадаться. Завтра нас ждал новый раунд, и заключенные разбрелись по ячейкам. То же самое решил сделать и я. День выдался насыщенным, тело требовало отдыха. Да и психике досталось не мало.
