– Что ты собираешься теперь делать? Теперь, когда знаешь правду? Ты меня отпустишь? Ты ведь можешь провести меня через скалы! Или сообщить Андерсу Эриксону о том, что я здесь. Уверена, он за меня заплатит…
Ильх помрачнел. И я вдруг заметила, что вода вокруг нас тоже заволновалась и пошла волнами, угрожающе раскачивая маленькую лодочку.
– Отпустишь? – схватила я ильха за руку.
Он посмотрел на наши ладони. Его – сильные и загорелые, мои хрупкие, белые и перемотанные тряпицами. Поднял темный взгляд.
– Твоя свобода – это тысяча щепотей пепла, лильган, – сказал Шторм.
Что? А ведь мне показалось, что мы почти подружились! Что он все понял, что он поможет! Да я уже попрощалась с Последним Берегом!
Дура вдвойне.
Нет здесь никаких друзей. Есть преступники, которым нужен пепел. Есть пленница.
И этот ильх, который умеет очаровывать, ласкать водяной струей, завлекать лазурью в глазах. И целоваться, чтоб его демоны сожрали!
Я выдернула из его рук ладонь. Шторм смотрел мне в лицо, словно хотел утешить, но не знал, что сказать. Но все его утешения – пустой звук. Саленгвард проклят, лишь боги знают, что еще таится за его стенами. А тысяча щепотей – действительно очень много. Теперь я это понимаю.
Вздернув подбородок, я смерила его презрительным взглядом.
– Кажется, я поняла, что значит знак на твоем лице. Из рук одного убийцы я попала в лапы другого.
Волна ударила в лодку с такой силой, что едва ее не перевернула. Море вокруг нас потемнело, забилось злой рябью.
– Рад, что ты все поняла, чужачка, – медленно, почти растягивая слова, сказал Шторм.
– Ненавижу тебя! – Я вскочила, сжимая кулаки. В этот момент мне хотелось его ударить. – Лучше бы ты меня не спасал!
– И правда, лучше! – рявкнул Шторм. – Зря клюнул на слезные мольбы о помощи неблагодарной девы! Таким, как ты, не место на фьордах.
– Я бы с удовольствием их покинула! – огрызнулась я.
– Заплатишь долг Последнему Берегу, и я лично отволоку тебя за Туман! – яростно прошипел ильх.
– Негодяй!
– Ты даже не представляешь, какой!
– Да ты… ты! – Я задохнулась словами. Эмоции – острые, сильные, перченные – бились внутри, не давая дышать и думать. Хотелось кричать и даже топать ногами, хотелось крови. Но ильх не дал мне возможности продолжить. Он выпрямился во весь рост и, без всплеска скользнув в воду, ушел в глубину.
А я осталась, размышляя обо всем, что не успела сказать мерзавцу, о мертвом городе, поцелуе и проклятом убийце.
А еще о том, как мне добираться до берега без весла.
Глава 11
Фьорды согрелись.
Вода теплее с каждым днем, утренний туман уже не кусает кожу, а ласкает ее, словно рука нежной девы. Скалы посветлели от молодой зелени, а скоро станут пестрыми от цветов.
Время любви и игр для каждого дитя фьордов. А особенно – для тех, кто рожден от Зова Ньордхегга.
Время, которое Шторм ненавидел.
В это время его жизнь менялась и почему-то снова – в худшую сторону.
Он ушел в глубину. Туда, где властвует вечная стужа. Туда, куда не добраться лучам солнца. Туда, где нет жизни, ни одной плоской пучеглазой рыбёшки, ни одной надоедливой каракатицы. Где можно свернуться кольцом и смотреть на мертвые, одинокие скалы. Где нет места воспоминаниям и прошлому. Как и фьорды, они оживают с приходом лета.
Правда, сегодня на стылую глубину Шторма загнало вовсе не паршивое прошлое, а такое же паршивое настоящее! Девчонка, которую он по глупости спас. Словно пустоголовый малек, попался на наживку. На длинные и тонкие ножки, вокруг которых плескался шаловливый ветер, теребя подол юбок. На стройную фигурку, идущую ко дну. На мольбы о помощи. И ведь даже подумать не успел, рванул сквозь толщу воды в одном желании – вытащить, защитить!
Вот же безмозглый… А ведь он всегда считал, что теплые воды на него не влияют. Что отжило то, что поддается силе и власти согревающихся фьордов, что ушло в незримый мир вместе с теми, кто мертв.
И вот же! Кинулся на призыв, вытащил, спас. Только спрашивается – зачем? Он не из тех, кто спасает тонущих дев! Дева в воде годится лишь для игры – погонять в свое удовольствие по мелководью, пощекотать волной, а потом – затащить под скалы, прижать нежной спиной к мшистому камню. Получить сполна то, что может дать юное и красивое женское тело. Дать сполна то, на что способно тело его – разбитое и опустошенное. А после – оставить там, где нашел, и забыть в тот же миг. Так он всегда и поступал. Тело еще не успевало остыть от ласки, как Шторм призывал хёгга и уходил в глубину, ни разу не обернувшись. Иногда девы кричали что-то ему вослед, просили вернуться, сулили новые наслаждения. Но их крики значили не больше, чем вопли надоедливых чаек, кружащих над скалами.
И бросаясь на помощь чужачке, Шторм намеривался поступить так же. Положить на тёплые камни да развлечься, на радость им обоим.
И зачем потащил деву к Последнему Берегу?
Неблагодарную, капризную чужачку из мертвых земель! Яростную, как ядовитый угорь! Неблагодарную!
Но это он уже говорил…
Шторм со злостью врезал хвостом по скале, выбивая крошево и поднимая со дня ил. Любая дева фьордов знает, что Зов хёгга, звучащий лично для нее – это самое прекрасное, что можно услышать. Что Зов дарует красоту, молодость, долголетие. И что игры в теплой воде и платой-то не назвать, слишком хороши они для обоих! Награда это, а вовсе не плата! И для дев тоже, не зря ведь они каждый раз так просят Шторма вернуться!
А эта что же? Не буду с тобой плавать! Ненавижу.
Да даже обезумевший хёгг не сунется в Белый Ёрмун по своей воле! А он вот полез. И что в награду?
Водный хёгг яростно заколотил хвостом, разбивая камни. Вокруг него закрутилась черная воронка, над толщей воды с криками разлетелись птицы.
Все дело в том, что чужачка не понимает. Она другая, затуманная. И мысли у нее другие, и чувства.
Неожиданно накатила усталость. И хёгг упал на дно, натужно дыша. Плавники обвисли.
Глупец, что спас ее. Судьбой чужачки было остаться на дне моря, в объятиях Белого Ёрмуна. Это решение Перворожденных или тех богов, которым поклоняются люди из мертвых земель. Может, сами фьорды воспротивились гостье и решили от нее избавиться? А Шторм пошел наперекор, спас. И значит, теперь не только дева его должница, но и он в ответе за хрупкую жизнь, отнятую у незримого мира. Должен беречь, даже если хочется ткнуть языкатую деву головой в ил!
Вот про язык он вспомнил зря… Очень зря. Потому что усталость смыло теплой волной, хотя откуда бы ей взяться в стылой глубине? Да и по телу разлилась истома. И хёгг заволновался снова, топорща плавники и порываясь рвануть вверх, туда, где видна тень от узкой лодки-скрёбы. Шторм едва его удержал. Или себя? Все же даже здесь, во тьме и холоде, он ощущал вкус ее губ. Порочное, запретное прикосновение из жутких мертвых земель! И зачем он попробовал ее вкус? Раньше такого тоже не случалось. Ни с одной из дев он не хотел испробовать то, что однажды увидел.
