– Ярл! – простонал рядом Эйтри.– Что, раздери тебя пекло, ты сделал?
Глава 30
Двадцать девятый рассвет… Раньше я не придавала им значения, а теперь считаю каждый. В открытое окно моей комнаты в башне риара видно крыши домов, море и кусок площади – все еще искорёженной и вспученной после того, что случилось в ночь моего возвращения. Ржавые мечи у подножия лестницы рассыпались прахом, когда я победила Харгора. Кровь, к счастью, смыло дождем, и теперь ступени снова сияют белым мрамором.
Мертвецов я отправила в недра горы, закрыв им выход. Они останутся там навечно, а я надеюсь, что мне никогда не придется повторять свой призыв мертвых. Не уверена, что заставляя двигаться давно истлевшие останки, я остаюсь собой. Или хотя бы – человеком.
Иногда я смотрю в кусок льдистого стекла, считая изменения. В моих волосах появились седые пряди. В мое тело навечно впечаталась драконья кровь. Руки она покрывает сплошной чернотой – от пальцев до локтей. На плечах и груди напоминает узоры. На живот и бедра стекает скорбными дорожками. И даже лицо украшает черная капля у левого века.
Мои глаза заполнила потусторонняя малахитовая зелень.
И если я захочу, то смогу позвать любого мертвеца в Саленгварде. Поднять из могилы и заставить мне служить.
Таково наследие Владыки Скорби.
В безвременье я получила часть его воспоминаний и думаю, мне понадобятся годы, чтобы научиться не вздрагивать от ужаса, когда мне снятся кровавые ритуалы проклятого риара. Харгор утратил милосердие и перестал видеть разницу между живым и мертвым. И то и другое стало лишь средством для достижения его целей.
Души живых он разрывал на части и запирал в своих железных творениях, надеясь создать идеальное вечное существо. В темных лабиринтах под Саленгвардом и сейчас ждут своего часа ряды железных чудовищ, до которых не сумел добраться Совет Ста Хёггов. Однажды я наберусь храбрости, чтобы спуститься в недра скал и увидеть их своими глазами.
А пока я должна научиться жить с тем, что от меня осталось.
Несколько дней назад я все-таки решилась и на рассвете открыла еще один проход. Идти пришлось долго, так долго, словно я спускалась в саму бездну. Чем ближе я подходила, тем громче становился яростный рокот, зарождающийся под Саленгвардом. Он указывал мне путь даже во тьме, когда погасла взятая с собой лампа.
Тело Ёрмуна, вернее – его останки, я нашла в подземном гроте с ледяной водой. Скелет лежал наполовину в воде, прикованный цепями из мертвого железа. Получеловек, полухёгг, не-живой и не-мертвый.
Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, я подошла ближе и произнесла:
– Силой и властью риара Саленгварда, я – Миранда, считаю исполненной твою клятву а-тэма. Я отпускаю твою душу, отныне она свободна. И пусть будут милостивы к тебе Перворожденные, Ёрмун.
И ударила топором, перерубая цепи.
Белый поток взревел раненым зверем, и почудилось, что мои слова прозвучали слишком тихо, слишком слабо. Разве можно расслышать их за ревом бушующего течения?
Подземное озеро взметнулось угрожающей волной и… опало.
Течение замерло. В гроте стало тихо-тихо. Так тихо, что я услышала звон капель, падающих с потолка.
Желтые от времени кости Ёрмуна медленно соскользнули в воду и исчезли на глубине.
Я еще постояла, глядя на темную и уже спокойную воду, а потом двинулась обратно. У меня оставалось еще одно не менее важное дело – запечатать могильник Вёльхона.
Пещеру с его костями я закрыла и даже коридор к нему завалила камнями, чтобы никто не смог найти дорогу. Саленгвард по-прежнему мертв, но большая часть души Вёльхона все еще остается во мне, даруя власть над камнями и новые невероятные способности. Именно не-мертвому хёггу я обязана этой силой – раздвигать скалы, вызывать сухие грозы и… призывать мертвых. Ритуалы Харгора изменили живые силы дракона и саму его суть. Владыка поглотил большую часть его разорванной души, но два клочка все же остались на свободе. Одна – нашла приют в мертвом беркуте. Вторая – в волке.
На мне нет кольца Горлохума, но вместе с поглощенной душой Владыки, а значит, и Вёльхона, я получила и его страшные силы.
Стило подумать, и на окно тяжело упала птичья тушка. Я хмыкнула, глядя, как давно не живой беркут пытается вычистить встопорщенные перья. К этому странному спутнику я уже привыкла, и он не вызывал во мне оторопи. А вот дохлый волк, крадущийся рядом, все еще заставлял меня подпрыгивать. Но он присоединялся к нам лишь во время прогулок по городу.
Кстати, пора собираться.
Сегодня в огромной кладовой города я выбрала почти целый наряд: светлое платье с серебристым подкладом и искусной вышивкой у горла. Волосы заплела в косу, сверху пристроила венец – оказывается, он отлично сдерживает рассыпающиеся пряди. Собрала корзину и вышла в коридор.
И уже у лестницы столкнулась с Эйтри. Мы скривились одинаково недовольно.
– Эй… Этот… Эта… ну то есть… Как же это… – Мерзавец пощелкал пальцами, делая вид, что не может вспомнить.
Я невозмутимо молчала. Эта демонстративная забывчивость повторялась каждый день, и я надеялась, что когда-нибудь она Эйтри все-таки надоест. Но пока этот счастливый день не наступил. К сожалению.
– А, вспомнил! Риар! Во! Куда идешь, риар?
Я повернулась и молча двинулась к выходу. Конечно, это не могло обескуражить Эйтри. Он посмотрел на мою корзину, увидел кисти и поднял белые брови.
– Ого, ты собралась рисовать? Неужели умеешь?
– Нет.
– Ну вот, – снова пощелкал он пальцами – очень противный звук, к слову. – А я уж думал, что у тебя появилось какое-то полезное умение, риар!
– У меня есть умение призывать мертвых! А у них есть умение – надирать задницы всяким заносчивым мерзавцам! – не сдержалась я, и Эйтри радостно улыбнулся.
– А, ну вот. Это все еще наша упрямая лильган. Ладно, не злись, я ведь должен убедиться, что Харгор не вернулся и не захватил твое тело.
Я снова пошла к двери. Эйтри подначивал меня на каждом шагу, я огрызалась, но иногда внутри делалось холодно. Это все еще была я. Но могла ли я утверждать, что Харгор не вернется? Я даже не могу точно объяснить, что произошло в безвременье. Моя душа оказалась сильнее, мои боль и ярость – ярче. Моя душа поглотила душу Проклятого Владыки, а часть моих воспоминаний заменились на его.
Иногда я пытаюсь вспомнить имя девушки, с которой дружила в университете, или обстановку своей комнаты в Окламе – и не могу. Зато во всех подробностях вижу перед глазами очередной жуткий ритуал.
Так была ли я все еще той же Мирандой из-за Тумана?
Увы, я не знала ответа.
Возможно, надо просто принять изменения и жить дальше, приспосабливаясь к новой для себя действительности. К кровавым снам. К голосам мертвых. К дохлому беркуту на плече и волку у ног.
