Книга В краю лесов, страница 7. Автор книги Томас Гарди

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «В краю лесов»

Cтраница 7

Кроме уже упомянутых сезонников, в сарае находились жившие неподалеку столяр Джон Апджон; пильщики старый Тимоти Тенге и молодой Тимоти Тенге и фермер Баутри, промышлявший изготовлением сидра; у огня грел руки старый Роберт Кридл, работник Уинтерборна; последних привлек весело разгоревшийся огонь, и они зашли в сарай, хотя не имели в нем решительно никакого дела. Отдельного описания никто из них не заслуживает, разве что Кридл. Чтобы всесторонне изобразить его, пришлось бы начать с воспоминаний о войне, ибо из-под холщового халата у него выглядывал ворот видавшего виды солдатского мундира с чужого плеча; продолжить воспоминаниями об охоте, чтобы включить в картину высоченные сапоги, купленные по случаю, и закончить воспоминаниями о путешествиях и кораблекрушениях, ибо в кармане он носил складной нож подарок моряка, бывавшего в разного рода переделках. Жизнь самого Кридла была лишена событий, и он хранил эти памятки войны, охоты и приключений, нимало не задумываясь над тем, какие мысли они способны вызвать у стороннего наблюдателя.

Пока руки заняты, думы обычно далеки от предметов труда, и побасенки, истории и семейные хроники, которые мастера своего дела рассказывают за работой, настолько богаты подробностями, что пересказать их просто нет возможности.

Увидев, что мистера Мелбери еще нет, Уинтерборн вышел на улицу, и беседа, прерванная его приходом, потекла вновь, в лад каплям сгустившегося тумана, которые монотонно струились с ветвей.

В сарае обсуждался вечный неразрешимый вопрос - свойства характера миссис Чармонд, владелицы окрестных рощ и лесов.

- Шурин мне говорил, а уж он-то знает, - рассказывал Кридл, - что она сидит за обедом в таком платье, что считай, что голая. Когда он только ее увидел, он сказал себе: "Мерзкая баба, ты ходишь в церковь, стоишь на коленях и делаешь вид, что святей тебя и на свете нет, а сама обсчитываешь арендаторов на медяки, как последний торгаш, да и хлеб господень ешь только что не нагишом!" Кто знает, может, она уже образумилась, а в общем, не все ли равно, что там делается с тех пор, как мой шурин оттуда сбежал.

- И она это вытворяла еще при муже?

- Не знаю... Навряд ли, нрав у него не такой. М-да! - От малоприятных мыслей Кридл склонял голову ниже и ниже, на глазах его появились слезы: Это был крепкий орешек! "Пусть ангелы небесные сойдут просить за тебя, сказал он мне, - но ты все равно не останешься здесь ни днем дольше!" Да, он мог сказать что угодно, да и кощунствовать был мастак. Ну ладно, надо снести все эти вязанки домой и завтра с божьей помощью взяться за дело.

В сарай вошла старуха, служанка мистера Мелбери, постоянно сновавшая по двору между домом и сараем. Сейчас она пришла за растопкой. Когда она прислуживала в гостиной или спальне, лицо ее изображало униженность и угодливость, когда же она появлялась в сарае или вообще на людях, на нем было выражение суровости и надменности.

- А, бабушка Оливер! - приветствовал ее Джон Апджон. - Сердце радуется при виде такой шустрой, юркой старушки. Еще бы, после пятидесяти каждый год можно считать за два! Однако сегодня ты растопила печь поздновато - дым у тебя пошел в четверть восьмого по моему будильнику. Так-то, бабушка Оливер!

- Ты такой недомерок, Джон, что люди просто не замечают твоего ехидства. При твоем росточке ни одна женщина не обратит на тебя внимания, хоть плюй на нее огнем и серой. Бери, - сказала она, протягивая одному из работников прут, на который был надет длинный кусок кровяной колбасы, - это тебе на завтрак; если хочешь чаю, зайди в дом.

- Что-то мистер Мелбери сегодня запаздывает, - сказал молодой Тимоти Тенге.

- Да. Сегодня и рассвело поздно, - ответила миссис Оливер. - Даже сейчас так темно, что невозможно отличить босяка от джентльмена или Джона от метлы. Кажется, к тому же хозяин сегодня плохо спал. Он все тревожится за дочку; я-то знаю, что почем, я сама целое ведро слез выплакала.

Когда старуха ушла, Кридл сказал:

- Он с ума сойдет, если дочка скоро ему не напишет. Да, ученье надежней, чем дома да земля. Только держать девку в школе, когда она уже вымахала выше мамаши, это просто судьбу искушать.

- Кажется, и дня не прошло, как она тут с куклами возилась, - сказал молодой Тимоти Тенге.

- Я еще помню ее мать, - сказал столяр. - Она всегда была такая тоненькая, хрупкая; пальчики нежные, холодные - дотронется, как ветерок. А когда ей привили оспу, так ей хоть бы что. Это было как раз тогда, когда я выходил из подмастерьев... И долго же я в них ходил. Я работал у мастера шесть лет и триста четырнадцать дней.

Столяр произнес число дней с таким выражением, словно оно было более важно, чем число лет.

- Она раньше дружила с отцом мистера Уинтерборна, - сказал старый Тимоти Тенге. - Мистер Мелбери ее отбил. Она была совсем дитя и, чуть что, плакала в три ручья. Мистер Мелбери переносил ее через все лужи, как куколку, чтобы она не запачкалась. Если он продержит дочку в пансионе так долго, она будет такая же нежная, как ее мать. А вот и хозяин.

Несколькими минутами раньше Уинтерборн увидел, как мистер Мелбери выходит из дому. В руке у него было вскрытое письмо. Он шагал прямо к Уинтерборну. Тревога минувшей ночи совершенно исчезла с его лица.

- Я, Джайлс, никак не мог понять, отчего это она не едет и не пишет, пока вот не получил от нее письма: "Клифтон, среда. Дорогой отец, - пишет она, - я приеду домой завтра (это значит - сегодня), я решила, что не стоит извещать об этом заранее". Вот плутовка, она, видите ли, решила! Послушай, Джайлс, поскольку ты уж сегодня везешь в Шертон свои яблони, то давай встретимся все там и вернемся домой втроем.

Он обращался к Уинтерборну радостно и энергично: это был совсем не тот человек, которого Марти видела в темный предрассветный час. Так уж заведено, что даже самые мрачные люди легче поддаются оживлению, нежели унынию; душа все же легче, чем беды, и всегда всплывает над их океаном [6] .

Обычно медлительный Уинтерборн согласился сразу и даже с некоторой поспешностью. По-видимому, у Марти были все основания пожертвовать волосами, коль скоро она дорожила ими для привлечения Джайлса. Что же до лесоторговца, то он прямо вел дело к браку дочери и Уинтерборна. В этом он видел свой непременный долг и старался как можно лучше его исполнить.

В сопровождении Уинтерборна Мелбери направился к сараю, и тогда-то шаги его были услышаны работниками.

- Ну, работнички, - сказал он, кивая им, - прохладненькое нынче утро.

- Вот именно, сэр, - энергично ответил Кридл; он все никак не мог решиться уйти и засесть за работу, а потому испытывал необходимость вести себя поразвязней. - Кто знает, может, это самое прохладное утро за всю осень.

- Я слышал, вы тут удивлялись, с чего я так долго держу дочь в пансионе, - заговорил мистер Мелбери, поднимая глаза от письма, которое перечитывал у огня; он повернулся со своей обычной резкостью. - Ну? язвительно вопросил он. - Я же слыхал. Ладно, хоть это вас не слишком касается, я объясню вам. Когда я был мальчишкой, другой мальчишка, сын священника, спросил меня при товарищах: "Кто тащил кого вокруг стен чего"? и я ответил, что когда жена Сэма Баррета родила, он носил ее в кресле вокруг церкви. Мальчишки стали надо мной издеваться, и я просто сгорел со стыда. Ночью я проплакал всю подушку насквозь. Но потом я подумал: "Смейтесь надо мной, отец меня ничему не выучил. Мне так и жить, но зато над моими детьми никто смеяться не сможет, чего бы мне это ни стоило". Слава богу, мы не голодали, пока моя дочь училась. А теперь она такая ученая, что сама учила других в пансионе. Пусть теперь посмеются: сама миссис Чармонд знает не больше, чем моя Грейс.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация