Виктор зашептал свой план, злобно поглядывая то на меня, то на принцессу. Та в свою очередь даже не пыталась вмешиваться и с интересом наблюдала за развитием событий, развалившись на кресле, как пьяный матрос. Пойло полувековой выдержки давно закончилось, и все же девушка не спешила идти за новой бутылкой — так ее заворожила моя придумка и то, каким способом конкуренты собрались ее решить.
А может, это первое столь пристальное внимание к ее прелестям за все семьдесят лет затворничества — да еще и от трех мужчин разом. Только тогда до меня дошло, что она, скорее всего, жила на этом самом этаже, среди роскоши, серебра и насаженных на иглы вампиров. И кто знает, какие чувства испытывала, когда вернулась сюда после всего пережитого, а я, балбес такой, ей писульки промеж сисек засунул. Не видать мне победы на отборе — ох, не видать…
— Все понял? — услышал едва различимый шепот Каминского, и Ворон послушно кивнул.
— Да.
— Тогда приступай. Только медленно и осторожно. И как следует прицелься.
Ладно было на бумаге (опять эта гребаная бумага, сил с ней никаких нет), да забыли, что подельник — обалдуй и дуболом, которому только стены лбом прошибать, а не тонкой работой заниматься. Да что там тонкой — можно сказать ювелирной! Шутка ли, наколдовать струю столь острую, чтобы не дай бог не задела бархатную кожу — ведь вполне вероятно, что в этом мире касание магией приравнивается к прикосновению пальцами, а это уже нарушение всех норм и приличий.
Но при том заклинание должно быть откалибровано так, чтобы конверты не врезались ее высочеству в нос или губы — так и до травмы недалеко, а это еще хуже. А что если, не приведи господь, пожелтевший сверток во рту застрянет, будто сигара? Это же позор высшей меры, за такое и казнить могут без суда и следствия — не посмотрят, что участник отбора. Жених женихом, но лапать будущую жену, да еще и в столь извращенной форме — это гарантированная заявка на плаху. Вот здоровяк и не торопился — расставил ноги, точно сумоист, свел ладони перед собой и тщательно следил за дыханием, как при китайской гимнастике.
Заклинание всего одно, как шанс на победу. Второй попытки никто не даст, так что надо проявить максимум усердия. И у Семена наверняка бы что-нибудь получилось, вот только его самое легкое задание — порывом ветра срубить дерево или отогнать стаю волков, а к более изящным манипуляциям его никто никогда не учил. И что для Каминского хирургическая точность, то для верзилы — воздушный столб, способный поднять сугроб на высоту вековой пихты.
В общем, несмотря на все приготовления, шквал налетел такой, что едва не опрокинул цесаревну. К счастью, кресло устояло — сказался немалый вес и прочное основание, чего не скажешь о тонком шелке Аниной блузки. И без того поистрепавшийся узел развязался, а остатки ткани грязными парусами затрепетали на плечах. Стоит отдать должное фигурке спутницы — несмотря на потерю поддержки, груди почти полностью сохранили упругость, а сверток по неизвестной и определенно подозрительной причине остался на прежнем месте.
Снова воцарилась тишина, сравнимая по эффекту с моей выходкой, однако подельники определенно переплюнули ее на целую голову. Секунды растянулись, как часы. Казалось, время и вовсе остановилось, чтобы вместе с нами поглазеть на открывшиеся чудеса, а все звуки растворились в застывшем воздухе. Я ожидал, что принцесса в стыдливом порыве бросится прикрывать прелести, истошно верещать и грозить обидчику всеми возможными карами, однако всем прогнозами вопреки она даже не шелохнулась. Так и осталась сидеть вразвалочку, точно пьяный батя перед теликом, и с ехидной ухмылкой поглядывать на стушевавшихся дворян.
— Ну и ну, — томно проворковала цесаревна. — Я, конечно, слышала, что вы очень пылкий и настойчивый юноша, но что бы настолько?
Ворон после такой оплошности мигом бухнулся на колени и по суровым сибирским традициям ударил челом в пол. Каминский же просто отвернулся, едва оцепенение спало, и судя по его вытянувшейся физиономии (я стоял лицом к креслу, и хлыщ смотрел прямо на меня), он в спешке просчитывал пути к отступлению. При том совершенно не считая себя соучастником и даже не предприняв попытки извиниться — ну а что, это же Ворон напортачил, вот пусть и получает по первое число.
— Не велите казнить! — проревел тот, не смея поднять головы. — Велите слово молвить! Не хотел я этого, ваше высочество! Клянусь родом — не хотел! Но ежели изволите меня наказать — да хоть казнить, то вот вам моя жизнь!
— Какой благородный поступок, — Анна обнажила клыки, не спеша прикрывать наготу и продолжая проветривать симпатичные, пусть и наполовину залитые кровью, холмики. — Ваши жизнь и так принадлежат мне, так что даже не знаю, как теперь быть.
— Прошу прощения! — еще громче крикнул Семен. — Только прикажите — и я хоть медведя задушу, хоть за нерпой в прорубь прыгну, лишь бы загладить вину!
— К чему такие сложности? Просто продолжайте делать то, что делали. Возвращайтесь к испытанию — у вас отлично получается. Так меня никогда еще не развлекали.
— Не сочтите за грубость, — рыжий встал вполоборота и низко поклонился. — Но не могли бы вы… эм… достать то, что у вас между… эм… в общем, подать конверты?
— Увы, не имею права, — принцесса улыбнулась еще шире, развлекаясь на всю катушку. — Это же будет прямым вмешательствам, а согласно правилам, охранникам претендентов помогать им нельзя. Так что уж давайте как-нибудь сами.
— Мерзавец, — процедил Каминский, с ненавистью глядя исподлобья. — Думаешь, обвел меня вокруг пальца? Думаешь, тебе все это сойдет с рук?
Он выпрямился, не сводя с меня уничтожающего взора. Затем нарисовал движением кисти спираль в воздухе, и в животе внезапно стало тесно, словно я выдул ведро воды. В принципе, так оно и было, просто жидкость оказалась внутри с помощью колдовства. И надолго там не задержалась — от страшной рези я согнулся дугой и изрыгнул под ноги мутную струю. И пока я изображал фонтан, борясь с резью в глазах и переводя дух раз через раз, мучитель подозвал напарника:
— Семен, хватит бородой пол мести. Подержи этого ублюдка, а я выпытаю, что тот узнал из писем. Раз уж сами бумаги не достать, то пусть узнает, на что способен маг воды, который обучался у лучших палачей тайной канцелярии. Казалось бы, зачем такие знания купцу и мореходу, но как говорит мой батюшка, страх и боль — лучший способ добиться самых выгодных условий. Особенно, если торгуешь с тупыми дикарями, не понимающими ничего, кроме силы.
Ворон подошел и заломил руки за спину, прежде чем я сообразил, что вообще происходит. Когда тебя непрерывно рвет, да с такой силой, что звенит в ушах, сложно быстро соображать и вовремя реагировать на угрозы. Особенно, когда перед тем тебя истрепали до полубессознательного состояния и выцедили все силы.
— Что же, — франт закатал рукава и хрустнул пальцами. — Мы предлагали сотрудничать по-хорошему, ты отказался — значит, сам виноват. Теперь на снисхождение не надейся. Как и на помощь ее высочества, ведь мы все отлично помним правила состязания.
Глава 27
Желудок вновь наполнился водой до краев.
