Утренний холод щиплет щеки, но я усаживаюсь на заснеженную скамейку в парке и пытаюсь расслабиться.
Не получается.
Сообщения мамы точно ледяной душ. Обрушились на меня, заморозив, сковав холодом.
Согласиться на ужин?
Ага, и тем самым прогнуться под мамины прихоти. Захотела – выгнала нас из квартиры; захотела – пустила неразумных детишек покушать.
Отказаться?
Зачем тогда мы сюда ехали? Не ради обшарпанной гостиницы же и не ради достопримечательностей, которых попросту нет. Ой, вру. У нас есть целых три музея и один булыжник, возле которого фотографируются молодожены.
Что же делать?
Кофе давно остыл, да и на вкус он гадкий: растворимый «3 в 1» со вкусом порошка. Я выкидываю стакан в урну и бездумно слоняюсь по парку. Мимо запорошенного снегом бюста какого-то советского политика, мимо скамеечек, мимо голых деревьев и заледеневшего пруда.
Согласиться или отказаться?
Может быть, на ужине мы сможем найти общий язык? Не рассчитываю на безграничное понимание, но хотя бы на желание выслушать.
Или уехать, тем самым доказав, что у меня тоже есть право выбора? Не маме решать, пойду я к ней на ужин. Только мне.
Нет, Денис прав. Мы перлись сюда почти сутки не ради того, чтобы я сейчас передумала и сбежала.
Приду вместе с Костровым. Назло маме, назло самой себе.
Я возвращаюсь в гостиницу, и Денис просыпается под мою возню в прихожей. Ладно, будем честны. Я специально раздевалась максимально шумно, гремя ключами, закидывая сапоги подальше и пыхтя как паровоз.
– Куда ходила? – спрашивает, широко зевнув.
– Да так, прошлась, подышала свежим воздухом. Слушай, мама пригласила нас сегодня к себе. Пойдем или?..
– Пойдем, конечно, – не дает возможности договорить.
– Что ты вчера сказал моей маме? – Скрещиваю руки на груди, понимая, что мама не сама по себе передумала так внезапно.
– Ничего особенного. – Костров входит в ванную комнату и уже оттуда добавляет: – Ну, может быть, парочку проникновенных вещей.
– Каких?! – В этот момент он запирается от меня на защелку, лишая возможности узнать детали. – Эй! Каких?! Ответь!
Под шум льющейся воды я скрежещу зубами, правда, результата это не приносит.
Денис выходит из душа, вдоволь наплескавшись (а заодно доведя меня до белого каления своей последней фразой). Обнаженный, даже без пресловутого полотенца на бедрах. Вообще ни единой лишней ниточки на голом теле.
Уф.
Меня чертовски возбуждает, когда он не стесняет себя бельем.
– Ну что, позавтракаем или займемся чем-нибудь более полезным? Какие у тебя планы на первую половину дня? – улыбается Костров, взъерошив пятерней мокрые волосы.
Да о каком завтраке может идти речь после такого-то «появления»? Смешно, конечно, но мои мысли концентрируются совсем не на свежих булочках или омлете с помидорами (даже сравнения какие-то двузначные), а на том, как очерчены кубики пресса на животе Дениса, и как капли воды стекают по коже, по дорожке волос, ниже, ещё ниже.
Чертовски стыдная идея рождается в эту секунду.
Мне хочется попробовать его на вкус.
Здесь и сейчас.
Я опускаюсь перед Денисом на колени, даже не думая над тем, что вообще-то никогда этого не делала.
***
Костров всё понимает, но не пытается остановить.
Почему бы и нет?
Всё должно случиться впервые, и мне необходим этот первый раз здесь и сейчас. Как мне хотелось лишиться невинности на заднем сидении автомобиля, так и впервые почувствовать вкус Дениса на губах правильнее всего в номере гостиницы забытого всеми городка.
Маленький фетиш: пойти против правил, нарушить канон, сломать систему.
Я несмело накрываю член Дениса ладонью. Не представляю, что нужно делать дальше, но интуитивно догадываюсь. Скольжу ладонью по твердому стволу, и внизу живота вновь расцветает желание. Это так порочно, так греховно, так непристойно, но так сильно мне нравится, что назад дороги нет.
– Подожди, – он поднимает мой подбородок, заставляя посмотреть в глаза. – Если ты не хочешь, не надо экспериментов над собой, – произносит твердо. – Мы можем заняться чем-нибудь другим.
– Хочу, – пресекаю и опускаюсь губами на головку.
Вначале легкое касание, по самым нервным окончаниям, но затем увереннее вбираю его целиком в себя, сжимаю губы сильнее. Интересно, а если провести языком по уздечке? Хм, а если обхватить ствол, но не дергать, а сжать у самого окончания?
Судя по реакции Кострова – он подается вперед с глухим стоном, – я всё делаю правильно.
Нет неприязни и гадливости. Нет чувства, что передо мной что-то грязное, и я сама часть какой-то мерзости. Лишь удовольствие и легкий трепет. Так удивительно открывать в себе новую сторону. Ту Оксану Верещагину, которой нравится облизывать мужской член. Которую заводит сама мысль о том, как это выглядит со стороны.
Я на коленях перед Денисом, и его пальцы вплетены в мои волосы, чтобы контролировать интенсивность. Он то надавливает на затылок, прося ускориться, то чуть отстраняется, и я интуитивно замедляюсь. Из его рта доносятся хриплые стоны. Я никуда не тороплюсь, не захлебываюсь слюной, как описывали девчонки.
Они называли минет неприятной необходимостью, но мне нравится вкус Дениса на моих губах.
– Оксана…
Как же круто он произносит моё имя, как же запредельно возбуждающе. Не понимаю, как можно говорить ТАК, чтобы имя звучало самой крупной непристойностью? Всякий раз меня воспламеняет тембр его голоса, и желание нарастает, захлестывает с головой.
Денис помогает мне подняться, ласковым движением заправляет прядку волос за ухо.
Я не знаю, есть ли у нас будущее. Не знаю, какой нам отмерен срок и чем завершится взаимное помешательство.
Будем честны. Идеально всё равно не бывает. Люди ломаются с той же легкостью, с которой рушатся вещи. Трещат по швам самые безоблачные отношения.
Мы же изначально поставили себя под знак вопроса как под плаху:
Давай будем друзьями?
Давай будем чем-то большим, чем просто друзья?
Если один из нас однажды скажет "нет", всё рассыплется на осколки.
Но когда Костров хватает меня в охапку и силой тащит в кровать, стягивая свитер, мимолетно касаясь обнаженной кожи, я позволяю себе расслабиться.
***
Мама любит шоколад. Любой: горький и молочный, пористый и с кусочками орехов. Она дикая сладкоежка, в отличие от меня. Но, зная её слабости, я без сомнений покупаю торт «Три шоколада» и даже разрешаю продавцу в кондитерской украсить его подарочным бантом.
