Войдя в пещеру, они разделились: целью Моник было отвлечь на себя стражей, обладавших, по-видимому, чем-то вроде коллективного сознания, а задачей самого ювелира – проникнуть в святая святых, отыскать и похитить заказанный драгоценный камень. Ну, может, прихватить ещё по случаю пару-тройку образцов подороже, если удастся. Запустить руку в драконью сокровищницу – звучит как сон! Упускать такую возможность было нельзя.
Встретиться они должны были по пути к одному из выходов и уже вместе спасаться заранее подготовленным бегством.
Всё шло как по маслу: стражи мгновенно засекли Моник и начали стекаться к ней. Нечеловечески чутким слухом сильф различал их быстрые уверенные шаги и легкий, почти летящий бег Моник. Ничего выходящего из ряда вон, чего они не предусмотрели заранее. Ничего, что могло бы насторожить.
Ювелир ни на миг не сомневался: у неё получится обмануть их, получится выйти из методично сжимающегося кольца. Она обязательно справится. Как-никак Моник была одним из лучших следопытов и охотников Виросы и не хуже него самого умела вскрывать замки, открывать любые двери. С тех пор как они стали компаньонами, девушка превосходно справлялась с воровскими заданиями, демонстрируя отменные бойцовские навыки, силу и выносливость. За три года их насыщенной событиями работы в паре они крепко проросли друг в друга, став практически единым целым, и даже внешне сделались похожи. Это была связь невероятной силы.
Связь, которую, как он думал, не в силах разорвать даже смерть.
Пара стражей поумнее всё же встретилась у него на пути, но оба раза Серафим был быстр: головы отделились от тел прежде, чем импульс понимания достиг их. Понимания, что их больше нет.
Убить стража тяжело. На собственном горьком опыте, оставшемся на память в виде пары замысловатых шрамов, Себастьян уяснил, что существует единственный быстрый и надёжный способ ликвидировать стража – отсечь тому голову. Даже прямой удар в сердце не давал такого впечатляющего эффекта, не говоря уж про поражения прочих частей и внутренних органов. На такие раны стражи попросту не обращали внимания, так как не чувствовали боли. Они сражались до тех пор, пока были в состоянии передвигаться.
Даже обезглавленные, туловища продолжали судорожно дёргать конечностями, пытаясь ползти куда-то, но уже не представляли опасности. Кровь из рассечённых артерий рекой разливалась позади, впитываясь в земляной пол. Кровь каплями стекала по узкому клинку, оставляя ненужный след по ходу движения ювелира. Отирать лезвие катастрофически не было времени, ни единой лишней секунды: стремительным вихрем Серафим ворвался в хранилище, особым чутьём ювелира угадывая нужный камень. Готово!
Едва взяв в руки заветный минерал, Себастьян обмер. Что-то изменилось. Реальность как будто померкла, в единый миг лишившись и объёма, и цвета, и даже запаха. Зрение сильфа неожиданно отказало, и ювелир, спотыкаясь во мраке, как пьяный, кинулся прочь, спеша выбраться наружу. Звуки тоже отдалились. Ещё минуту назад он легко различал даже дыхание Моник, петляющей по путаным нитям лабиринтов. Теперь же стук собственного сердца доносился как сквозь толщу воды, да еще и с перебоями. Чертыхаясь, на ватных ногах Себастьян с трудом пробирался сквозь чёрный тягучий кисель пространства, продирался к выходу в этом бесцветном двумерном мире.
Что-то изменилось. Что-то непоправимо, бесповоротно нарушилось, исказилось, сломалось! И в этом сне, как и много лет назад, Себастьян сразу понял, что.
Это был дракон.
Какой-то древней, наследственной прапамятью крови Себастьян сразу узнал его, почуял страшное присутствие. Ошибки тут выйти не могло. Драконы были самыми могущественными и опасными среди старших рас, и все без исключения нелюди признавали в них сильнейших. Видимо, сама сущность сильфа дала ювелиру знать, что пора уносить ноги – или умереть.
Дракон был ещё далеко, но даже приближение хозяина меняло многое: действия стражей стали намного более умелыми, чёткими и согласованными. Они как будто проснулись, сбросили оцепенение полудрёмы и явили подлинные свои способности. Часть стражей уже окружила Моник, а часть переключилась на Себастьяна. Угодив в ловушку, ювелир пытался найти верное решение, но его, кажется, не существовало.
Не было времени размышлять, откуда и почему дракон появился здесь именно сейчас, в этот роковой миг. Это была катастрофа, конец всему. Сильф ощутил приступ даже не страха – парализующего животного ужаса – и отупело застыл, как корова под ножом мясника. Это был ужас, заложенный на генетическом уровне. Многовековой ужас, отключающий разум и отдающий тело во власть инстинктам и тёмному подсознанию.
Нет, он не может так просто подарить им свою жизнь. Проснулся инстинкт самосохранения – первобытный, самый мощный инстинкт. Он заставлял двигаться, бороться до последнего. Ведомый этим древним инстинктом, Серафим пришёл в себя. Сердце стучало так сильно, в крови опьяняюще кипел адреналин. Ещё есть немного времени. И выход только один – бежать, бежать, спасаться бегством!
И сильф побежал со всех ног, благо в скорости он превосходил стражей.
…Но… как же… Моник?
Несмотря на судорожно плещущуюся в сознании безотчётную панику, Себастьян нашёл в себе мужество глубоко вдохнуть и вполне трезво оценить ситуацию. Силы были не то что неравны – они были чудовищно, колоссально неравны. Так просто не бывает.
Увы, помочь боевой подруге он больше ничем не сможет, надо честно признаться себе. Из этой пещеры ей не выйти. Должно быть, стражи уже схватили её и разорвали на части. Почти наверняка это так. Почти наверняка Моник уже мертва. Это невозможно осознать сейчас, но…
Рано или поздно смерть находит каждого ювелира. Каждый из них не раз встречался с ней лицом к лицу и зачастую был обязан жизнью лишь счастливому стечению обстоятельств. Но удача – еще и изменчивая дамочка. Она мало кому остается верна надолго.
Моник всегда была отважна. Она прекрасно знала о серьёзном риске их специфической работы, об опасности гибели. Каждое задание было игрой со смертью. Хотела бы Моник, чтобы он тоже погиб сегодня, погиб напрасно и глупо, в неравной борьбе? Наверное, нет. Наверное, она бы выбрала для него второй шанс.
Она бы выбрала для него жизнь.
Несмотря на все доводы рассудка и здравого смысла, Себастьяна неудержимо тянуло назад, и с каждым сном всё неудержимее, всё сильнее. Он знал, что так и не сможет простить себе краткой минуты малодушия. Что совесть и чувство вины будут грызть его за этот бесчестный поступок, грызть остервенело и жадно, как голодные псы глодают мясную кость. И больше ему не хотелось вновь, раз за разом совершать гнусное предательство, оставляя себе пустую и бесполезную, по большому счёту, жизнь. Оставлять себе одиночество.
Для чего он остался в живых? Красть камни по приказу богачей, делая тех ещё могущественнее, ещё влиятельнее? Убивать таких же, как он сам, жалких пешек, из нужды вставших у него на пути?
Всё бессмысленно…
– Пойдём со мной. – Тихий голос неожиданно остановил его на бегу, как останавливает стрела, бьющая навылет, прямиком в сердце.
