– Душа моя в беспокойстве, – немного помолчав, ответил наконец Себастьян, – её слишком тревожит мирское. То, что больше не должно иметь значения. Я сожалею, но сегодня я не готов к смерти. Я принимаю твои условия, Маршал. Я выбираю жизнь.
– Я тебя поняла, – сухо кивнула убийца. – Сделка есть сделка. Я верю, что ты не желаешь обмануть меня, однако не могу полагаться на слово. Чтобы у тебя не возникало лишних соблазнов, придётся принять некоторые меры предосторожности. Когда ты отключишься, я срежу прядь твоих волос и вымочу их в твоей крови. Думаю, не стоит объяснять, что этого более чем достаточно для самого изощрённого проклятия. А я всегда найду нужного мага…
Последние слова Себастьян уже едва разбирал, но догадывался, что там снова угрозы, угрозы и угрозы. Что ж, ему не привыкать. Помещение мельницы вдруг опрокинулось, отдалилось, и глаза ювелира заволокла влажная предобморочная темнота.
Восьмой лунный день традиционно выдался несчастливым.
***
Закончив свои упражнения в логике, канцлер вернулся за письменный стол и отложил кисть.
В кабинете главы особой службы специфически пахло свежей тушью, а монотонно-серые стены украшали одному ему ведомые схемы, условные знаки и длинные последовательности цифр, связанных между собой некими трудно определимыми законами.
Размышляя над очередным делом, Винсент неизменно превращал рабочее место в Рициануме в исчёрканный черновик, используя чистое пространство стен как банальную бумагу для записей. Когда свободного места не оставалось, помещение в очередной раз перекрашивали в нейтральный, не отвлекающий от расчётов свинцовый цвет, и всё начиналось заново.
Несмотря на педантизм главы особой службы, записи эти были пугающе хаотичны, а сам кабинет атмосферой неуловимо напоминал жилище безумца. Поскольку большей частью Рицианум размещался под землей, кабинет канцлера, как и прочие помещения, освещался искусственным светом минералов, что придавало ему вид холодный и нежилой. Из мебели имелись лишь скромный стол да пара жёстких казённых стульев – канцлер был аскетичен.
Одна из стен, напротив стола, была свободна от потёков туши – она отводилась под часы. Довольно экстравагантный вид их привёл бы в замешательство случайного посетителя, но, увы, к главе особой службы отчего-то никогда не приходили гости. Тех же, кто являлся не по своей воле, Винсент предпочитал радовать общением в допросных.
Циферблат у часов отсутствовал. Внушительных размеров стрелки крепились прямо к стене, и время можно было определить только по их положению, припомнив расположение цифр на заурядных часах. В замкнутом небольшом помещении часы позволяли не утратить ощущение времени и связи с реальностью.
Обыкновенно стол канцлера был занят лишь принадлежностями для письма да расставленными на шахматном поле фигурами, ожидавшими нового боя. Но сегодня глава особой службы решил углубиться в чтение – прямо перед ним лежали грузные папки, полные связок каких-то бюрократических тетрадей, сшитых специальной нитью объёмных отчетов, донесений, писем с аккуратно пронумерованными листами.
Главу особой службы заинтересовали личные дела ювелиров.
Досье на Стефана оказалось более чем скромным. В этом нелегале не было ровным счётом ничего примечательного: никаких выдающихся способностей, никаких громких краж, никаких связей в криминальном мире, никаких особых примет.
Правда, имелись упоминания о нескольких проваленных не особо существенных операциях, после которых Стефан зарёкся браться хоть за сколько-нибудь серьёзное задание, даже если кто-то и решился бы нанять бедолагу. Ювелир представлялся настолько незначительным и ничтожным, что его словно вообще не существовало. Скудное резюме гласило: рядовой асоциальный элемент, опасности не представляет.
В противоположность ему, досье на Серафима было пухлым и набитым подробностями. Винсент настолько увлёкся, что несколько часов сосредоточенного чтения пролетели, как один миг.
Казалось, глава особой службы знакомится не с сухими фактами реальной биографии, а с сомнительным творением низкопробной художественной литературы, наводнившей в последнее время прилавки книжных магазинов. Серафим преподносился классическим героем романа, этаким трагическим персонажем, каковым положено иметь точёные черты лица и гордо растворяться в закатах.
Губы канцлера невольно искривились в усмешке, а брови недоверчиво поползли вверх. Судя по накопленному по нему обширному материалу, Серафим совершил едва ли не половину всех краж драгоценностей в Бреонии за последние десять лет. Особенно умиляла беспомощная формулировка «совершил предположительно» – поскольку никаких реальных доказательств причастности сильфа к преступлениям у особой службы не имелось.
Наконец закончив читать, Винсент неодобрительно покачал головой. Ну да, ну кто же ещё, как не наш знаменитый Серафим? И специалист-то он уникальный, и боец непревзойдённый, а в стрельбе и в тайном проникновении в охраняемые помещения ему вообще равных нет! Просто какой-то неуловимый фантом. При этом связан с церковниками и одновременно имеет большой авторитет среди криминальных элементов, у которых святость уж точно не в почёте.
Характеристика объекта содержала более пятидесяти пунктов, отчаянно противоречащих друг другу. И резюме прелюбопытное: особо опасен, своеволен, но при необходимости может использоваться в интересах города.
Решительно, глава особой службы всё сильнее утверждался в желании увидеться с этим удивительным человеком с примесью крови древних обитателей Виросы.
Продолжая размышлять, канцлер достал из нагрудного кармана личный подарок правителя Ледума – алмазный секундомер. Стрелки не двигались, замерев на отметке семи минут, что не могло не радовать. Хитрый механизм обратного отсчёта запускался сам собой в единственном случае: если хозяину вещицы грозила смертельная опасность. Потому-то Винсент никогда не расставался с ценным подарком, уже не единожды выручившим в сложных ситуациях.
Как только стрелки начинали ход, канцлер был предупреждён, что жить ему оставалось ровно семь минут, и мог предпринять что-то, дабы изменить негативный сценарий. После вмешательства в естественный ход событий стрелки словно сходили с ума: они перепрыгивали деления, ускорялись или замедлялись, вращались назад, замирали и наконец останавливались. Когда же опасность была полностью устранена, стрелки вновь возвращались на свой рубеж.
Таким образом, канцлер был единственным человеком, кто мог не опасаться умереть внезапно: он знал, что будет заранее оповещён о приходе смерти.
Если же однажды Винсенту не удастся перехитрить судьбу, то стрелки зафиксируют точное время смерти, а алмазное поле запечатлеет оттиск энергетики убийцы. Конечно, для самого канцлера это будет иметь малое значение, но факт, что преступник, скорее всего, будет найден и наказан, несказанно грел душу.
Однако некоторым сведениям из досье Серафима стоило всё же поверить. Ювелиру удалось незаметно проникнуть в закрытое заведение для элиты, «Шёлковую змею», и столь же незаметно покинуть его, несмотря на то что пребывание там постороннего наделало много шума.
