Жанна стояла под упругими струями горячей воды в клубах белого пара, отмывая въевшуюся в поры грязь. Садится в ржавую, грязную ванную желания не было. Риск вылезти из неё грязнее, чем была – слишком высок. Потому девушка решила просто принять душ. Счастьем было обнаружить в кране горячую воду. Такая радость была на вес золота. И она наслаждалась каждой каплей, струёй, вдыхая густой мягкий пар, ладонью стирая с нежной кожи липкий чёрный налёт. Легко прикасаясь кончиками пальцев, аккуратно промывая раны и порезы, про себя она вспоминала, в какой момент времени их получила. Вот эта царапина на плече из подвала, её Жанна получила, протискиваясь через решетку. А эта ссадина на локте из вентиляционной шахты. Нежно провела она рукой к тонкой шеи, а затем вниз к животу и опустилась ниже. Вот этот синяк на коленке из перехода, где она упала, когда за ней гнался дрон. Оттуда же осталась боль растяжения в суставе маленькой женской стопы. А чуть выше, она провела рукой, обхватив легонько тонкую голень, остались следы от цепких лап двух мерзавцев, хватавших её за стройную лодыжку в трубе дымохода. Вода продолжала ласкать нежный бархат молодой кожи, стекая длинными ручейками с упругой груди на плоский животик. С худощавых и хрупких плеч, по благородной спине и по чувственным бедрам.
– Ай, – тихонько вскрикнула девушка.
Наслаждение подпортил глубокий порез на ладони, который напомнил вдруг о себе и об острой кромке железной стены вентиляции.
Жанна выключила воду и осторожно покинула ванную, встав босыми ногами на холодный резиновый коврик. С одеждой было сложнее, чем с телом. Его она отстирала, а вот платье проще выкинуть. Но что одевать взамен? Не ходить же ей голой. Девушка улыбнулась этой мысли.
– Ему бы понравилось, – шепнула она себе, представив, как бы Альберт отреагировал на такое её появление.
Но одежды другой не было, а так не хотелось одевать старую, грязную. Пока она размышляла над этим, дверь в ванную комнату дёрнул кто-то за ручку.
– Эй. Со мной всё хорошо. Не терпится что ли? – усмехнулась Жанна, полагая что это Шкляров. – Я не знаю, что одеть. Может ты найдёшь мне что-нибудь.
Дверь снова дёрнули и значительно сильнее.
– Я не одета. Ну ты что? Совсем невтерпёж? – прикусила она чувственно губу и хитро прищурясь заняла застенчивую позу. – Ну входи, раз такой настойчивый.
Прикрыв ладонью промежность, она откинула скрипучий засов.
Количество просмотренных файлов и папок перевалило уже за сотню, но до сих пор ничего личного найти не удавалось. Одни формулы, коды, программы, графики, исследования, эксперименты. Ни фото, ни писем. Он жил только работой, только наукой. Своей маниакальной увлеченности, он даже удивлялся. Но было в этом и что-то печальное. Как же вышло, что к этому возрасту ничего кроме работы у него не имелось. А как же Вера? Если он помнил о ней чувства, то почему они были не в месте? Почему она была замужем за другим? И зачем он держался тогда за неё? Нет, это были не столько вопросы, сколько сомнения в здравии собственного я, которое было до. А что сейчас? Вместо того чтобы строить новую жизнь, он вынужден рыться в старой, которая кажется далёкой от идеала. Того идеала, который он встретил недавно и который что-то долго приводил себя в порядок. Альберт собирался уже встать и пойти проверить Жанну, как вдруг в отражении на экране монитора мелькнул силуэт. Он обернулся и мощный удар обрушился ему на голову. В мутной пелене угасающего сознания он увидел лишь тень с плотоядно оскалившейся рожей.
Интересно, какая здесь глубина, сколько ещё падать вниз? А может это не так уж и важно? Разбиться о дно и умереть или жить в бесконечном падении, каждое мгновение ожидая конца? Что из этого лучше? Эти вопросы захватили пустующее сознание Альберта.
– А что если не было ничего? И я просто гоняюсь за собственной тенью? – спросил он себя. Голос эхом отразился от стен.
Падение завершилось для него безболезненно, и он удивился что нет боли, усталости, только гул ветра вверху где-то. Он поднял взгляд – темнота и бесконечная высота. Он опустил взгляд – комната, та же в которой он только что был. Вот кресло, стол, монитор, а вот тело Веры под простыней. На мониторе мерцало изображение с камеры домофона. Там кто-то есть. Стоит у двери. Он подошёл ближе, присел за стол и уставился в экран. Это он. Он сам стоит там за дверью.
– Эй! – обратился он к изображению привлекая внимание.
– Да. Кто там? – спросил человек за дверью.
– Ты у меня спрашиваешь? Это ты ко мне пришёл. И я у тебя спрашиваю – кто ты?
– Я никуда не пришёл, я был здесь. Это ты пришёл и сидишь там. А должно быть наоборот, – голос нёс околесицу, монотонно как по бумажке.
– Я ничего не понимаю, – ответил ему Альберт.
– Я это уже понял. Трудно тебе там. А мне здесь.
– Что за ахинею ты несёшь?
– Вера с тобой рядом? – спросил человек похожий на него.
– Она здесь, – он запнулся, – но её нет больше.
Альберт поразился глупости и глубине сказанного им самим. В этом было не больше и не меньше смысла чем в том, что говорил тот за дверью.
– Значит её там больше нет. Я знал, что этим всё кончится. Это ты виноват, – объявил монотонно голос.
– Я? Когда я очнулся её уже не было. При чём тут я? Это ты был там. Это ты виноват.
– Мне её не хватает тут. А тебе там? – спросил голос.
– Я не помню её. Какой она была? Ты ведь помнишь? – спросил Альберт у человека за дверью.
– Она была очень красивая. Я любил её, правда, – в монотонности голоса проскользнули тоска и скорбь.
– Она и сейчас красивая, – обернулся он на тело скрытое белым полотном.
– Ты можешь её видеть, а я нет.
– Ты был там, когда всё случилось, – Шкляров пытался направить разговор в здравое русло, но получалось не очень, – может расскажешь, что случилось?
– Случилось то, что случилось. Уже не изменить. На некоторые вопросы лучше не отвечать. Поверь. Тем более теперь – это не важно.
– Почему вы были не вместе? Если ты любил её.
– Так уж получилось. Хотя в этом, конечно, есть моя вина. Но теперь это уже прошлое.
– Прошлое? Ты больше не любишь её?
– Нет, а ты?
– Я не помню её. Я люблю другую.
– Я тоже, мы оба теперь любим другую. Но это неправильно! Ведь я – это ты, а я это я. А тебя быть не должно.
Альберт тихо сходил с ума. Он сам говорил с собой через монитор и при этом ни слова не понимал. Что это за бред?
– Прощай! – Потянул он руку к кнопке отключения.
– До встречи. – ответил голос и экран погас.
Странное чувство одолевало его после разговора. Он видел себя со стороны и раньше – в воспоминаниях, которые как кусочки древней мозаики, блеклые, потерявшие суть изначальной картинки, никак не складывались вместе. Но в этот раз он говорил с ним – с собой. Но он был не он, а кто-то другой, похожий внешне, другой внутри. Альберт жил не своей жизнью, вспоминая судьбу чужого ему человека. Разве такое возможно?
