Дверь распахнулась.
– Ну как я тебе? – улыбнулась Жанна, так словно с ней ничего плохого не случилось.
Яркая, живая, бодрая и весёлая, как весеннее солнце после долгой зимы, она осветила собой его хмурую засохшую глину и она, потрескавшись на сотни узоров расползлась в добродушной улыбке.
– Прикольно. Это на 10 летнюю девочку, наверное, – добавила девушка, покрутившись на месте.
Голубое платье длинной меньше прежнего, под него она натянула узкий топ в розовых цветочках и зачем-то нацепила чёрный ошейник с сердечком.
– Ну вот так как-то, – засмеялась она, осмотрев себя и хлопнув в ладошки, – Скажешь что-нибудь?
– Что за ошейник? – продолжая улыбаться спросил Альберт.
– Это единственное что мне по размеру, – щёлкнула она пальчиком по сердечку.
Ты потрясающая, – дал он наконец свою оценку.
– Спасибо, – поклонилась она, сияя от счастья, – ты, кстати, тоже ничего. Без крови на лице…
Жанна подошла ближе, в упор и взяв его небритое лицо своими нежными ладошками, жадно впилась в его сухие обветренные губы.
– Ты сказала, что знаешь место? Что за место? – спросил Шкляров у Жанны, когда их губы наконец расцепились.
– Это башня. Там лифтовая и вообще там хорошо. Пойдём? – улыбнулась она и повела его за собой держа за руку.
– Пойдём, – согласился безропотно Шкляров.
– Ты скинул код? – спросила Жанна, когда они уже подходили к лестнице главной парадной.
– Нет. Не успел, – коротко ответил Альберт, вспомнив про злосчастный исходный код. Он так и не решил, что с ним делать. Решать сейчас что-то он не хотел, потому махнув рукой добавил, – Потом.
Жанна ничего не сказала, а лишь кивнула с улыбкой.
Медленно словно во сне, цепляясь за высокие перила, как за спасительную соломинку, Альберт преодолевал ступени главной парадной лестницы, бесконечно, тянувшейся куда-то вверх под небеса. Жанна шла рядом, стараясь не отпускать своего спутника из вида. Сколько времени у них ушло на подъём, сколько времени вообще осталось до утра, до конца карантина? Они не думали об этом. Разговор был о другом. Жанна, придерживая Альберта за руку пыталась скрасить ему нелёгкий путь своими рассказами.
– Знаешь, когда я в этот дом попала впервые, он мне показался таким грандиозным, – с восторженным придыханием начала она, – эти лестницы, парадные, огромные потолки, словно я в храме. Не думала, что он станет тюрьмой для меня.
– Дом здесь не при чём, – натужно, сквозь одышку выдавил Альберт.
– Да. Я знаю. Зло творят люди, а не стены. А здесь много зла, – согласилась она, – у меня не было выбора особо. Нужно было выжить, вот я и повелась на сказки этого мудака. Я его не любила, а он пользовался мной, но по крайней мере я не голодала.
– У тебя были проблемы с законом до этого? – остановились они на площадке перевести дух.
– Да. Я так и познакомилась с этим… Он помог мне укрыться здесь.
– И он заставил тебя заниматься преступлениями с ним?
– Это помогло мне не протянуть ноги, – она развела руками и двинулась вперёд, – давай немного осталось.
«Обидел. Зачем только спросил. Ясно же, что это не лучшие её воспоминания,» – отчитал себя Альберт и продолжил подъём. Может поэтому она так быстро пришла в себя. Насилие было для неё делом привычным. Сколько раз в её жизни с ней так обходились – как с вещью. Её жизнь представлялась кошмаром не меньшим, чем тот, в котором он теперь барахтался сам. А она, привычная уже к такому девочка, гораздо сильнее его. Что было бы с ним без неё. Наверное, тот дрон на первом этаже раздавил бы просто его и всё бы закончилось. Только кто знает, что лучше, ведь сил продолжать этот путь почти не осталось. Но теперь по крайней мере у него есть она.
Башня величественно возвышалась над главной парадной, венчая собой грандиозный ансамбль советской архитектуры. Массивные колонны подпирали её, словно купол небес. А рельефный высокий потолок парадной лестницы, напоминал свод античного храма. От последней площадки на шестом этаже, за шахтой лифта в этот потолок вела неприметная металлическая лесенка, с изогнутыми и ржавыми перилами. Дверь наверх была закрыта и Шкляров собрался уже подбирать нужный ключ, потянувшись за связкой в карман жилета, но Жанна подскочила к замку первая, быстро и ловко его отворила буквально ногтем.
Мрак просторной многоугольной башни подсвечивался одной единственной лампой, находившийся в центре и предназначенной для освещения монтажного блока управления лифта. Его шахта находилась здесь же, со всеми механизмами и проводами, тросами, накрученными на огромных валах и отделялась от основного пространства мощными решетками. Свет сюда проникал и с улицы через пару не заколоченных слуховых окошечек, стекла которых были плотно затянуты толстым слоем инея. Видимо тепло от пола и шахты попадая в прохладное пространство башни оседало на них узорчатыми картинами, закрывая весь вид на ночной город.
– Жаль ничего не видно. Ночью город такой красивый, – произнесла девушка, подойдя к окну.
Пол был захламлён разного рода утварью: ветхие стулья, обшарпанные тумбочки, старый диван с изорванный обивкой. Было здесь не мало другого хлама вроде бочек, ящиков, древних разбитых телевизоров. Среди всего этого бардака, диван смотрелся вполне презентабельно.
– Мне нравится здесь. Тихо, спокойно. Стоишь словно над всем миром, а эти там внизу копошатся, враждуют, воруют, убивают. А я как будто выше всего этого, – говорила мечтательно Жанна, глядя в покрытое густым инеем окно, словно она видит за ним город или даже целый мир, – я сюда приходила всегда, когда не была с этой сволочью. Больше здесь идти некуда.
Шкляров прикрыл за собой дверь и направился к девушке, которая задумчиво замерла у заледеневшего окошка.
– Ты сражался там с этими двумя уродам как берсерк, – спросила Жанна в нерешительности разминая пальчики. – Что с тобой было?
– Не знаю. Приступ опять, – устало произнёс Альберт усевшись на ящик, – словно я был не я, будто кто управлял мной.
– Что же с тобой происходит?
– Без понятия, но мне становится хуже.
– А сейчас как ты чувствуешь себя? – она присела на корточки перед ним.
– Живым, – улыбнулся Альберт глядя в бесконечность её серых глаз.
– Я не знаю, чем помочь тебе, – глядела она во мрак его хмурого взгляда.
– Ты уже помогла.
– Я могу ещё. Хочешь? – Жанна приблизилась к его губам.
– Не стану сопротивляться, – в ожидании ответил он.
И они снова поцеловались. На этот раз чувственней, дольше. Любовь становилась всё больше и крепче. Влажные воды переполняли их берега вырываясь через край. Будто тёплая река омыла их обоих своими бархатными водами. Волна за волной накатывала в такт движения тела, проникающего одной любовью в другую. Напористо, словно соревнуясь, кто больше, сильнее и страстей любит, они сошлись в битве, приятней которой нет ничего. Дыхание борцов становилось всё тяжелее, а порывы яростней и глубже. Наконец побежденная сдалась и откинув голову взорвалась жалобным стоном, возвещая своё полное и безоговорочное поражение. Победитель, завершив свой генеральный штурм, триумфально отметил успех фейерверком, ласкающим нежную кожу теплом, павшей в неравном бою. Победа или поражение – они оба были на вершине Олимпа, вновь сливаясь в крепких объятиях и страстном поцелуе, поднимая над собой знамя их общего счастья. Оно укрывало их от внешнего мира – жестокого и враждебного. Но вместе они одолеют любые невзгоды, ведь их вооружило самое мощное чувство на свете – любовь!
