В мысли поневоле закралась паника. А что, если надо мной так замысловато пошутили? Костюмы в чехлах по-прежнему висели на перекладине, доказывая, что все произошло на самом деле, но мало ли, как тут молодёжь развлекается? Вдруг юбка распадется в самый неподходящий момент? Или еще какой казус случится?
На всякий случай я внимательно изучила каждый шов и складочку на сегодняшнем комплекте. Никаких подвохов, только повод еще раз восхититься мастерством мистера Даура. Повздыхав и посомневавшись, я все же оделась, натянула последнюю целую пару чулок, и уставилась на грязную обувь. Вчера я забыла привести ее в порядок, а сейчас уже поздно. И так ночью от души выложилась, хорошо что к утру ногти пришли в себя. Просить запасную пару у Саманты? У нее, кажется, нога меньше, да и одалживаться у соседки, прямо скажу, не хотелось. Хватит того, что мы не сошлись во взглядах на работу мечты. А вдруг я опять упаду или наступлю в какую-нибудь лужу? Почему-то в Сен-Саммерсе я не страдала неуклюжестью, здесь же ноги постоянно подворачиваются, запинаются, голова кружится и глазомер подводит.
Кое-как оттерла туфли тряпочкой. Убого, конечно, но альтернативы нет. К списку срочных покупок добавилась обувь. Жаль, магазины так рано не открываются, можно было бы сменить по дороге.
Из особняка я выскользнула с рассветом, даже раньше Саманты. На дверь повесила небольшое и безобидное заклинание чесотки. Если кто-то попытается проникнуть в комнату в мое отсутствие, вычислить его будет проще простого. Хотя, учитывая габариты ночного гостя, на быстрый успех я бы не рассчитывала. Скорее всего, кроме жильцов четвёртого этажа и хозяина, в усадьбе есть кто-то еще. Что им стоит подняться по лестнице, скажем, на один пролёт? Может, то вообще соседские детишки хулиганят, а я развела панику на пустом месте. В зарождающемся свете нового дня все мои ночные страхи выглядели смешными и надуманными. Я махнула на них рукой и сосредоточилась на более важной задаче – выборе маршрута подходящего энбуса.
Как и предполагала, пришлось пересаживаться с одной линии на другую. Хорошо, только один раз. К уже знакомому золотистому крыльцу я подошла ровно в восемь и, наученная горьким опытом, аккуратно и осторожно воспользовалась вращающимися дверями.
Меня переполняло благоговение. Я буду работать в самом «Таймс»! Пусть всего лишь секретаршей, главное сопричастность творению!
Холл был далеко не так благочинен и тих, как в здании напротив, где располагалось машинописное бюро. Туда-сюда сновали мальчишки, которым доверяли продавать тираж прямо на улице, ожидали свои кипы почтальоны, чтобы разнести газеты по адресам подписчиков, у стойки ругался мужчина в рабочей одежде. Как я поняла, он привез бумагу, но партия оказалась бракованной, и ему отказывались платить.
На вывеску над крыльцом я бросила взгляд лишь мельком, но сейчас сообразила, что она там была одна. Получается, весь небоскреб принадлежит издательству? Ничего себе! И типография здесь, и редакция, и склад… конечно, удобно, но как же дорого!
– Вы к кому? – нарушил ход моих рассуждений громкий голос администратора. Он уже разобрался с недовольным водителем, тот продолжал ругаться себе под нос в углу, поглядывая на лифт. Очевидно, ждал начальство, чтобы обсудить предметно проблему. Я подошла ближе к стойке, немного робея под пристальными взглядами. Казалось, весь холл смотрит только на меня. С чего бы? Глупости какие. Обычная секретарша, каких сотни в этом районе.
– Я в редакцию «Нью-Хоншир Таймс», – выдохнула я с замиранием сердца. Звучало как мечта!
– К кому? – не менее сурово уточнил администратор, роясь в огромном каталоге, из которого беспорядочно торчали вложенные листы, вкладки и неряшливые закладки.
Вот тут я замялась.
– Меня вчера взяли на работу секретаршей, – протянула я, судорожно соображая, как описать мистера хама и при этом не выглядеть полной дурой. Ну, собственно, я она и есть! Кто еще способен устроиться на приличную должность и даже не спросить имени нанимателя?
Администратор терпеливо молчал, пока я перебирала возможные фразы. Он высокий блондин с широкими плечами? Он хам и нахал, но спас меня от жалкой участи бездомной?
– О, ты уже здесь. Я думал, опоздаешь, – протянули за спиной насмешливо. Я обернулась и озарила будущего начальника настолько лучезарной улыбкой, что он даже попятился.
– Доброе утро! – пропела я нежно, чем напугала его еще больше. Он боком, по дуге обошел меня и принял от дежурного увесистую стопку писем, после чего вручил ее мне. Издалека, на вытянутых руках.
– Пойдем, покажу тебе твой стол, – бросил он, направляясь к лифтам. Я по инерции двинулась было следом, но перед самими створками уперлась намертво.
– На какой нам этаж? Я лучше пешком, – пробормотала я, опасливо косясь на извивающуюся бесконечную веревку, предвещавшую появление самого подъемника. Тут все было массивнее и основательнее, чем в особняке, значит, и лифт будет больше. Тяжелее. Быстрее падать. Нет уж, я ножками.
– Пятидесятый, – насмешливо бросил хам. Полюбовался на мое ошарашенное лицо и воспользовавшись напавшим ступором, втащил за локоть внутрь.
Если бы не зашедшие следом люди, я бы забилась в истерике и выпрыгнула. Но вести себя подобным образом в первый же день работы… да еще и позорить славное имя мистера Даура, которого я и разрекламировать-то толком не успела… а ведь начнут говорить, что его костюмы носит та самая истеричка, что боится лифтов. Дурочка провинциальная.
Сказать по правде, я думала, хам все же пошутил. Это же какая верхотура! Но длинный тройной ряд кнопок убедил меня в обратном. Пятидесятый оказался далеко не последним, верхняя цифра была семьдесят два. Чтобы отвлечься от мелькающих за стеклянной стеной балок, отсчитывавших пролеты, я уставилась на стопку писем.
И чуть не рассмеялась вслух от неожиданности.
– Так вас зовут Хэмнетт? – пробормотала я и внезапно поняла, что стою, вцепившись свободной рукой в рукав пиджака начальства. И начальство великодушно делает вид, что этого не замечает.
– Ричард Хэмнетт. Погоди, ты что, не знала? – изумился он вполголоса.
Я покачала головой, посмеиваясь про себя над тем, как почти угадала его фамилию – хам он и есть хам – а еще, что не признала лучшего репортера столицы. Уже пять лет подряд фотографию мистера Хэмнетта помещали в раздел «журналист года» в конце газеты, на последнем листе. Снимок был маленький и неразборчивый, но упрямый подбородок и задорную непослушную челку я могла бы и узнать.
Лифт очередной раз звякнул и остановился, нахал дернул рукой и потянул меня на выход. Оказавшись снаружи, я вздохнула с облегчением. Конфуза удалось избежать, но в конце рабочего дня я, пожалуй, спущусь по лестнице.
Просторный холл, застеленный бежевым ковролином, и вправду был тих и пуст. Откуда-то справа доносился унылый неритмичный перестук клавиш машинки, да гулким эхом дублировались наши шаги.
– Здесь сидят редакторы, корректоры и парочка репортеров. Там главный редактор, – мистер Хэмнетт, нужно привыкать называть его правильно, а то оговорюсь еще ненароком, дернул подбородком в сторону стола прямо напротив лифта. За ним, откинувшись на спинку стула, сидела ярко накрашенная блондинка, одетая по последней моде. Шляпка топорщилась перьями и лентами, пышное жабо блузки скрывало грудь, розовые ноготочки, который она старательно подпиливала, не замечая нашего появления, сияли свежим маникюром. – Это Глория, его секретарша.
