– Ладно, ладно, я понял. Так что всё-таки он предлагает?
– Он предлагает ускорить процесс, позволить герцогу уверовать, что его план удался, что ты и правда воспылал к нему искренней сыновьей любовью и возвёл на пьедестал идеала для подражания. Учитель говорит, что как только герцог уверует в то, что смог заменить в твоей душе его, Генриха Рая, он перейдёт к каким-то более конкретным действиям.
– Звучит… гадко, – сморщился Френсис, – Может быть, учитель поделился предположением и о том, что это могут быть за действия?
В ответ Анри неопределённо пожал плечами:
– Он точно что-то предполагает, но делиться этим не хочет. Мне с трудом удалось выбить из него…
– Ну что? Говори уже! – потребовал Френсис.
– Учитель думает, что как только его отошлют прочь из Бетенгтона, герцог раскроет свои карты, ясно скажет, чего ждет от тебя, да и от меня. Ты понимаешь?
– Не уверен…
– Короче… Учитель думает, что лучшим доказательством этой его правоты служит тот факт, что он ещё жив и живет здесь, во дворце! Видишь ли, герцог Бетенгтон никогда никому не прощает непослушание! За те двадцать семь лет, что учитель знает твоего отца, не было ни одного исключения. То, что Рая до сих пор никоим образом не наказали, означает только одно, герцогу нужна твоя, именно твоя покорность, верность. И ему нужна верность, основанная не на страхе, а на… ну скажем, любви.
– И правда гадко звучит! – возмутился Френсис, – Учитель совсем не допускает мысль, что отец искреннее благосклонен ко мне?! Не надо! Не отвечай. Ответ я понял. Но если даже предположить, что это так, то… Ох… Эдак план учителя приведёт к тому, что как только я изображу такую вот верность, отец его порешит…
– Точно не сразу. Прежде ты должен будешь что-то сделать, а уж потом… Да, понимаю, это… неприятно, – вздохнул Анри, – Но да моё дело передать тебе…
– А почему учитель сам не поговорит со мной? Почему надо передавать это через тебя?
– Потому что Его Светлость запретил учителю приближаться к тебе. Что? Ты не знал? А если учесть, что за тобой постоянно следят, отменно следят… Вот учитель и поймал меня.
– А если я сам его позову? – сощурился Френсис.
– Он явится, если, конечно, ему удосужатся передать твой приказ. Но ты заметил, за эти дни, ты ни разу не позвал его, – горько усмехнулся Анри.
И Френсис вынужденно кивнул:
– Ладно, я услышал тебя, точнее вас обоих… Я постараюсь…
– Только не перестарайся! Давай без резких движений, – тут же подался ближе Анри, – Не забывай! Твой отец должен думать, что и правда завоевал твоё расположение. Если сдашься слишком быстро, он не поверит… Ведь он усомнился в моем смирении, когда я прямо-таки сразу стал образцовым лакеем, верно?
– Да, верно. Откуда знаешь?!
– Учитель сказал… что я переусердствовал, – и Анри виновато улыбнулся в ответ.
Взгляд Френсиса остановился. Перед ним сидел «образцовый лакей» и виновато улыбался, а действительно виноватым себя почувствовал именно он, Френсис:
– Анри… Мне так жаль, что тебе приходится терпеть всё это… На твоём фоне мне грех на что-либо жаловаться!
– Не грех! Ты уж поверь! – и улыбка Анри стала более открытой, в глазах замелькали озорные искорки, – Вот я бы сейчас не хотел оказаться на твоём месте! Это правда! Но всё-таки, в отличие от меня, тебе есть, что терять, поэтому и есть смысл попытаться устоять.
– Самое ценное, что у меня есть, это ты и учитель! А отец… Он решительно намерен разлучить нас! – тут же вскипел Френсис.
– Важно только то, что решаем мы сами! – Анри назидательно поднял палец, намекая на то, что снова изрёк одну из мудростей учителя, и друзья дружно рассмеялись.
Как ни странно, но после этого тяжелого разговора на душе Френсиса стало легче. До этого момента он и правда чувствовал себя жертвой обстоятельств, но теперь он может снова стать творцом своей судьбы и обрести некоторую свободу – так, рассуждая несколько патетически, молодой романтик и нырнул в объятия сна.
Уже утром следующего дня Френсис понял, что преображение его мироощущения, которое могло бы сойти за навеянный усталостью самообман, всё-таки состоялось. Завтрак в обществе пылающего отцовской любовью герцога прошёл много легче, чем это бывало в предыдущие дни. За тем ставшая традиционной верховая прогулка…
На сегодня Френсис решил ограничиться осознанным наблюдением за отцом. «Нельзя спешить!» – напомнил он сам себе. Внешне это проявилось лишь тем, что он стал более спокойным, собранным, но даже этого оказалось много. Герцог тут же заметил эту перемену. Его сын вдруг, за одну ночь, повзрослел эдак года на три, распростившись с нервной суетой и раздражением. Конечно же, Его Светлость постарался аккуратно выяснить, что именно стало причиной такого преображения, но Френсис ответил, что прежде был не вполне здоров, но скрывал это, потому что не желал тревожить отца.
Как только герцог позволил сыну остаться одному, Френсис тут же приказал позвать Генриха Рая. Его долго разыскивали, но так и не смогли привести до самой той поры, пока Его Светлость снова не вспомнил про сына. Уже только поздно вечером Френсис получил от Анри подтверждение своей догадки – у слуг дворца строгий приказ, не приводить Рая к молодому господину.
– Тогда я сам его найду, – решил Френсис, – Передай учителю, чтобы во второй половине дня, он постарался оказаться в розарии. Если вдруг завтра я не смогу выбраться туда, то попробуем встретиться после завтра.
Анри заговорщицки усмехнулся и отправился спать в отведённую ему комнатку. Это была каморка, почти кладовка, единственным достоинством которой было её включение в состав покоев Френсиса. Комнаты, которые ранее занимал Анри, теперь пустовали.
Встретиться с учителем получилось уже на следующий день. Молодой герцог даже не догадывался, насколько сильно он соскучился по своему наставнику, но тот всё-таки мягко пресёк порыв воспитанника обняться. Отрадно уже то, что они смогли увидеться, поговорить. Речь пошла в общем-то всё о том же. Оказалось, что Рай по-прежнему умудряется оставаться внимательным наблюдателем, и все создаваемые герцогом препоны не в силах помешать учителю быть в курсе почти всех дел дворца. И он настойчиво посоветовал Френсису быть осторожным в общении с отцом.
– Но почему вы даже не допускаете мысль, что отец просто старается наладить со мной отношения? – всё-таки решился спросить юноша, – Я его единственный сын… Что, если вы ошибаетесь на его счёт?
В ответ Генрих Рай горько поджал губы:
– Ох, мальчик мой… Вы с ним настолько разные, что, порой я даже сомневаюсь в вашем родстве. Ты готов каждому дать шанс проявить себя, но твой отец… Он другой… Прости, сейчас я не могу объяснить причину такого моего к нему отношения. Просто поверь… Очень скоро он подведёт тебя к необходимости убить кого-то из его недругов. Это способ, которым он закаляет тех, кто остаётся рядом с ним.
