- Откуда она знает ваше имя? - недоверчиво спросила миссис Ибрайт.
- Да мы еще раньше встречались, когда я мальчишкой у отца жил, после-то я взялся за это ремесло и уехал. Ну, она попросила ее подвезти - и вдруг упала без чувств. Я ее поднял и уложил в фургоне, там она и сейчас. Очень плакала, но ничего не сказала, только - что сегодня утром должна была венчаться. Я ее уговаривал поесть, да она не могла и под конец уснула.
- Я хочу сейчас же ее видеть, - воскликнула миссис Ибрайт, устремляясь к фургону.
Охряник поспешил вперед с фонарем и, войдя первым, помог миссис Ибрайт подняться. Сквозь растворенную дверцу она увидела в дальнем конце фургона импровизированное ложе, вокруг которого было развешено все, что в хозяйстве охряника могло служить занавесью, - очевидно, для того, чтобы предохранить от соприкосновения с краской. На узенькой койке лежала девушка, укрытая плащом. Она спала. Свет от фонаря упал на ее лицо.
Светлое, милое лицо - кроткое лицо деревенской девушки - покоилось в гнездышке из вьющихся каштановых волос. Не красавица в обычном смысле слова, но и не просто хорошенькая, она была где-то на полпути между той и другой. И хотя глаза ее были закрыты, легко было себе представить, как они просияют, открывшись, и станут средоточием всех разбросанных кругом отблесков. Основным тоном лица была радостная надежда, но сейчас поверх этой основы, как некое чужеродное вещество, лежал налет тревоги и печали. Печаль была столь недавней, что не успела отнять у этого лица юную свежесть и пока лишь облагораживала то, что в дальнейшем могла уничтожить. Алость губ не успела поблекнуть, наоборот, казалась еще ярче от отсутствия обычно соседствующего с ней, но менее прочного румянца щек. Временами губы ее приоткрывались с тихим ропотом невнятных слов. В ее прелести было что-то родственное мадригалу, - казалось, представать людям она должна всегда в ореоле рифм и гармонии.
Одно, во всяком случае, было ясно - нескромно было бы разглядывать ее такую, как сейчас. Охряник, должно быть, это почувствовал, потому что, когда миссис Ибрайт склонилась над ней, он отвел глаза с деликатностью, очень его красившей. И спящая, наверно, это ощутила, потому что в следующий миг открыла глаза.
Губы ее дрогнули, в лице мелькнула радость, потом сомненье. Все ее мысли и обрывки мыслей обозначались с предельной четкостью в этой бегущей смене выражений; казалось, вся ее наивная, бесхитростная жизнь струится сквозь нее, открытая взгляду, как прозрачный до дна ручей. Она мгновенно поняла, что произошло.
- Да, тетя, это я, - воскликнула она. - Я понимаю, вы испугались, вы не можете поверить... А все-таки это я, и вот как я вернулась домой!
- Тамзин, Тамзин! - вскричала миссис Ибрайт, нагибаясь и целуя ее. Голубка моя!
Рыданья подступили к горлу девушки, но с неожиданной силой воли она их подавила. Прерывисто дыша, она приподнялась и села на койке.
- Я тоже не ожидала увидеть вас здесь... Где я сейчас, тетя? - Почти уже дома, детка. В Эгдонской низине. Что с тобой случилось?
- Сейчас расскажу. Значит, так близко, да? Ну так я выйду и пойду пешком. Пойдем домой по тропинке.
- Но этот добрый человек, который уже столько для тебя сделал, наверно, не откажется довезти тебя до самого дома? - сказала миссис Ибрайт, оглядываясь на охряника. Он, когда девушка очнулась, спрыгнул с фургона и стоял теперь на дороге.
- Зачем спрашивать? Конечно, довезу, - сказал он. - Он правда добрый, тихо проговорила Томазин. - Мы когда-то были знакомы, а сегодня я увидала его и подумала, лучше уж поехать в его фургоне, чем с кем-нибудь чужим. Но теперь я хочу пешком. Диггори, останови, пожалуйста, лошадей.
Он посмотрел на нее с нежностью и грустью и, хотя неохотно, но все же взял лошадей под уздцы.
Тетка с племянницей вышли из фургона, и миссис Ибрайт сказала его владельцу:
- Теперь я вас вспомнила. Отчего вы бросили ферму, что отец вам оставил? Разве стоило менять занятие?
- Да уж так вышло, - ответил он и покосился на Томазин; та слегка покраснела. - Значит, сегодня я вам больше не нужен, мэм?
Миссис Ибрайт поглядела на темное небо, на холмы, на гаснущие костры, на освещенное окно в гостинице, к которой они тем временем приблизились.
- Очевидно, нет, - сказала она, - раз Томазин хочет идти пешком. Поднимемся по тропинке, а там уже и дом. Дорогу мы хорошо знаем.
Обменявшись еще несколькими словами, они расстались. Охряник двинулся дальше со своим фургоном, обе женщины смотрели ему вслед, стоя на дороге. Как только фургон отъехал так далеко, что голоса уже не могли его достигнуть, миссис Ибрайт повернулась к своей племяннице.
- Ну, Томазин, - сказала она строго, - что означает вся эта неприличная комедия?
ГЛАВА V
СЛОЖНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Томазин, казалось, была потрясена такой внезапной переменой тона.
- Это значит... - чуть слышно пролепетала она, - да то самое и значит, о чем вы, наверно, уже догадались. Я... я не замужем. Простите, ради бога, тетя, что я так вас осрамила, но что я могла?..
- Меня? Ты лучше о себе подумай.
- Тут никто не виноват. Когда мы приехали, пастор отказался нас венчать, потому что в разрешении была неправильность.
- Какая неправильность?
- Не знаю. Мистер Уайлдив вам объяснит. Не думала я, когда уезжала, что так вернусь!.. - Под покровом темноты она перестала наконец сдерживаться, и ее волнение нашло исход в безмолвных слезах: неслышимые и незримые, они покатились по ее щекам.
- Я бы сказала - поделом тебе, но, кажется, ты и правда не виновата. продолжала миссис Ибрайт уже опять другим тоном: два противоположных чувства - жалость и гнев - лежали бок о бок в ее душе, и она отдавалась то одному, то другому без всякого перехода. - Вспомни, Томазин, не я затеяла этот брак. С самых первых дней, когда ты еще только начала увлекаться этим человеком, я предостерегала тебя, я говорила, что с ним ты не будешь счастлива. Я даже сделала то, на что не считала себя способной, - встала тогда в церкви и надолго дала кумушкам пищу для пересудов. Но раз уж я согласилась, то больше не намерена потворствовать твоим фантазиям. После сегодняшнего ты непременно должна выйти за него замуж.
- Да разве я не хочу? - сказала Томазин с тяжелым вздохом. - Даже ни минуточки так не думала. Ах, тетя, я понимаю, как это дурно, что я его полюбила, но не браните меня, не огорчайте меня еще больше! Ведь не могла же я у него остаться, правда? А куда мне было идти? У меня нет родного дома, кроме вашего. Он говорит, что через день либо два нам можно будет обвенчаться.
- Лучше бы он никогда тебя не видал!
- Хорошо! Пусть! Буду самая несчастная на свете, не стану с ним больше видеться! Не пойду за него, и все.
- Теперь уж поздно так рассуждать. Идем-ка со мной. Я зайду в гостиницу, посмотрю, не вернулся ли он. Уж я-то докопаюсь до истины! Пусть мистер Уайлдив не воображает, что можно играть такие шутки со мной или с кем-нибудь из моих близких!
