— Да.
— За кем вы пошли? Они похитили Наську?
— Господи, нет! — выдохнул я. — Утащили Лихачёва.
— Тоже жалко, — кивнул Продавец. — Я так понимаю, что у вас союз с Прежним?
— Верно.
Дарина зашевелилась, присела на кровати. Протёрла глаза рукой. Я боялся, что она закричит, но она молчала, глядя на массивную фигуру. Потом спросила:
— Это тот самый?
— Его выкинули за нами вслед, — подтвердил я.
— Нет, скорее всего, меня никто не выкидывал! — запротестовал Продавец. — Моя попытка предупредить вас привела к тому, что меня вообще стёрли из реальности. Но в этой реальности вы стали для меня чем-то вроде якоря. Точкой возможного воплощения. Скорее всего, я буду вот так вот появляться и исчезать, пока вы окончательно не утратите возможность вернуться — или же, наоборот, вернётесь в свою реальность. Прежний обещал помочь?
— Да. Предлагает забросить нас к Инсекам, чтобы мы воевали на их стороне…
— Интереснейшее решение, стоит обдумать, — сказал Продавец и замолчал.
Я обнял Дарину, прижал к себе. Она была настоящая, живая, тёплая, от неё пахло человеком, и стоящая рядом фигура Продавца сразу начала казаться дурным сном, ночным кошмаром. Дарина молчала, склонив голову мне на грудь.
— Советую принять его план, — произнёс Продавец. — Очень рискованно, но хоть какой-то шанс. Или оставайтесь здесь жить. В этом мире Иван человечнее, и сам мир не столь ужасен…
— Вы-то откуда знаете? — спросил я с подозрением.
— Я всё это время качаю информацию из сети и спутниковых каналов, — ответил Продавец с обидой.
Ну да, и впрямь. Он ведь тоже «предсингулярная личность».
— Кажется, я сейчас выпаду из реальности, — продолжил Продавец с тревогой. — Ко мне возвращается видение будущего, но лишь на следующие тридцать секунд! Есть ещё вопросы?
— Послушайте, вы же наврали про Шрёдингера? — спросил я.
— Наврал.
— Я так и знал!
— Он проводил эксперимент с котом, — продолжил Продавец. — Ну как Эрвин мог подвергнуть опасности кисок, он ведь так любил женский пол…
И он исчез.
— Какой ещё Эрвин? — удивилась Дарина.
— Забудь… — рассеянно ответил я. — Они любят пошутить. Даже в таком вот состоянии… Я в душ.
— Нет уж, подожди. — Дарина спрыгнула с кровати и исчезла в ванной комнате.
Я вздохнул, вытянулся на постели. Посмотрел на Милану. Во сне она скинула одеяло и лежала на боку, спиной ко мне. Как и раньше, Милана носила совершенно символические трусики-танга.
Я отвёл взгляд.
Какая у меня всё-таки сложная личная жизнь.
Надо как-то отсюда выбираться. Если мы продолжим путешествовать втроём (а разделяться нам никак нельзя), то добром это не кончится.
Я ожидал, что Иван поутру будет свеж и бодр. Ну а что ему, сверхсуществу, какая-то ночная гулянка, пусть даже с излишествами? Я помню, как он себе оторванные конечности отращивал и пулемётный огонь в упор игнорировал!
Но Иван выглядел помятым и невыспавшимся. Поприветствовал нас вялым взмахом руки, жадно глотая апельсиновый сок. Мы подсели к нему за столик, одни в огромном салоне (или как тут на яхтах миллиардеров принято говорить? Ну не столовой же это зовут, не рестораном и не кают-компанией…). Официанты беззвучно сервировали перед нами стол. Окна были раскрыты, воздух чистый, морской… Я смутно вспомнил, как давным-давно, в детстве, мы с родителями катались на яхте… как же это было давно.
— Всем овсянки, — сказал Прежний. — И сока.
— А мне яичницу, — попросил я из упрямства. — С ветчиной и грибами.
— Трюфелей ему туда насыпьте, — посоветовал Иван. — От души так…
Он протянул руку и взял бокал с шампанским, который как-то очень незаметно и ловко подал ему метрдотель.
— Бурная выдалась ночка? — спросил я.
— Я слишком стар для этого дерьма… — пробормотал Иван, в два глотка осушая бокал.
Шампанское поставили и перед нами. Милана пожала плечами и отпила глоток, мы с Дариной не стали.
— Скажите, а зачем вы страдаете от похмелья? — спросила Милана.
— Я нюхал кокаин с голого животика модной молодой актрисы, — сказал Иван саркастически. — Потом пил пятидесятилетний виски… не очень удачный, кстати… Ну и до утра эту актрису мы вместе с модным, хоть и старым, режиссером…
Он глянул на Дарину, хмыкнул и взял ещё бокал.
— Я не спрашиваю «почему», — сказала Милана спокойно. — Я поняла, что вы занимались развратом в компании юной красивой девушки и мерзкого даже внешне деятеля культуры, а ещё жрали наркотики и безжалостно хлестали алкоголь, бутылка которого стоит как спасение жизни больного ребёнка. Где-то в перерывах вы двигали, как вам было нужно, большую политику, издевались над гостями, которые старались этого не замечать, и вообще вели себя как свинья. Что вам, в принципе, было противно и неприятно. Но зачем вы теперь страдаете? Вы же можете свой организм разобрать и собрать на ходу.
Иван хмыкнул. Кивнул:
— Могу. Вы задали правильный вопрос, милая. Зачем я страдаю? Я хочу страдать. По нашим меркам я молод, и мне действительно не нравится многое из того, что я делаю. Поэтому я принимаю определённые последствия своих действий. Видимо, часть меня считает это справедливым.
— А те части, что не считают? — спросил я.
— Им всё равно, они заняты своими делами… — пробормотал Иван. — Уверен, папочка нашёл бы под это дело красивый нравоучительный стих, но позвольте не выпускать его на поверхность…
— Мне очень жаль, — сказала Милана. — Наверное, даже вам можно помочь. Со временем.
— Вот благодарю покорно, — Иван поморщился. — Отправляйтесь назад и помогите моей версии в своём мире. Тут мы как-нибудь сами справимся…
Он взял ложку и стал мрачно хлебать овсянку. Я тоже попробовал чуть-чуть, но овсянка оказалась совершенно диетической, на воде, без соли и сахара, так что я отодвинул тарелку и дождался яичницы.
Самая обычная яичница из трёх яиц с тонкими чёрными пластами трюфеля, чей запах перебивал всё на свете. Я сгрёб трюфель к краю тарелки и съел жареные яйца, подбирая желток кусочком хлеба.
Хлеб, кстати, был великолепный, свежий.
— Я всё продумал, — вновь принимаясь за шампанское, начал Иван. — Самый правильный вариант — вбросить вас в мир Инсеков. К сожалению, в материнский мир я прямой проход не открою, но я нашёл альтернативу, которая поможет внедриться в ряды Изменённых. Очень-очень горячая точка, как на заказ… Вам понравится, Максим!
Он ухмыльнулся, как человек, придумавший хороший розыгрыш.
— Допустим, внедримся, — сказал я. — И что дальше?
