Но при этом мы колотим друг другу морды.
— Открой проход! — кричу я снова.
Мод харкает кровью. Кажется, Высший понял, что уничтожить меня — задача не такая простая.
— Не могу! — кричит он в ответ.
Я настолько растерян, что прекращаю его бить.
Высший не атакует. Садится, поджимая колени. Тело его быстро очищается, это снова красивая обольстительная женщина, я чувствую неожиданное возбуждение.
Но в этой паре из красавицы и чудовища число чудовищ равняется двум.
— Я не могу открыть проход! — говорит Высший.
— Но в моей реальности…
— Значит, это был не я!
Паззл складывается. Я начинаю понимать финальный рисунок.
Главное — не забыть, не потерять все детали, когда и если я снова стану человеком.
— Я думал, у всех вас одинаковые возможности.
— Не совсем, — отвечает Высший. — Давай обсудим перемирие.
Я размышляю. Я смотрю на застывший мир вокруг (время снова стоит). Все Прежние разные, у каждого есть какая-то «фишка». Мод, к примеру, умеет останавливать время. В иную реальность она смогла отправить лишь мой разум, не физическое тело.
Значит, это умеет кто-то другой.
Для него я и делаю грязную работу на Ровиане.
Для кого-то амбициозного, хитрого, мечтающего занять место в элите. А как этого добиться?
Заставить Высшего использовать его тело. Снизойти, скажем так, до него. Сделать свой смысл важным и главным. И пусть дальше развитие Высшего пойдёт чуть-чуть иначе.
— Перемирие не поможет мне, Мод, — говорю я.
Взгляд Высшего становится понимающим. Потом я почти физически ощущаю, как он освобождает сознание Мод и её тело.
— Нет! — кричит Мод.
Я взмахиваю рукой, силовое поле невидимым лезвием отсекает ей голову, Мод падает, хлещет кровь. Наш короткий союз не мог окончиться иначе.
На самом деле она ещё жива, она прячется в своём корне, что ей отсечение головы? Мод не банальный вампир. Она и голову может новую вырастить, и сожжённое тело способна восстановить, но…
— Она не способна открыть проход в иную реальность.
Я встаю и смотрю на Ивана.
Портал пылает за его спиной.
Насколько я помню, он единственный из Прежних, открывающий порталы с такой лёгкостью и без всяких технических средств.
Иван в дорогом тёмно-синем костюме, в белой рубашке в мелкий рубчик, в галстуке спокойного серо-голубого цвета. Очки в тонкой металлической оправе, из кармана пиджака торчит краешек платочка. Только мягкие кожаные лоферы вносят нотку неформальности в его гардероб.
— Сними-ка очки, — говорю я понятную каждому ребёнку фразу.
— Успокойся, здоровяк! — Иван примирительно поднимает руки. — Я отправлю вас домой. Всё в силе.
Я смотрю на Прежнего и размышляю. Он заметно нервничает.
— Можно было договориться сразу, — говорю я.
— Можно было договориться, — соглашается Иван. — А можно было и не договориться. Ты хочешь уйти, я хочу остаться. Всё хорошо.
Высший где-то здесь, рядом, но пока он не вселился в Ивана.
— Не могу доверять тебе, — отвечаю я. — Выпусти отца.
Иван кивает.
И преображается. На этот раз Иван не просто «выпускает на поверхность», а даёт Андрею возможность стать самим собой.
Я смотрю на человека, которого встретил когда-то возле Комка сумасшедшим бомжом. В нашем мире он отверг судьбу Прежнего, отказался быть частью его коллективной семейной личности. Здесь — согласился.
Могу ли я ему доверять?
— Могу ли я тебе доверять? — спрашиваю я.
Андрей смотрит на меня.
— В твоей реальности мы дружны?
— Да, в какой-то мере, — признаю я.
— Тебе удобно говорить с такой… пастью? — интересуется Андрей.
Я смеюсь. Конечно же, не очень удобно. Но я не хочу менять форму Защитника, она придаёт мне уверенность.
— Нормально, — говорю я. — Так скажи, это всё ты замутил?
— Я лишь воспользовался ситуацией, — уверяет Андрей.
— А кто меня сюда отправил?
— Возможно, что и я, — признаёт он. — Но тут ничего не могу гарантировать. Одно скажу честно, если Высший войдёт в нас, мы отправим тебя домой. Это наиболее разумное решение, ты слишком непредсказуем, чтобы пытаться тебя поглотить.
— Вот, значит, как…
Андрей виновато улыбается и добавляет:
— Это не моё личное мнение, это коллективное.
— Что будет на Земле? — спрашиваю я. — На здешней?
Ничего особенного я не жду, но Андрей меня удивляет.
— Прежние уйдут с Земли. Мы сохраним её нейтральной, это коллективное решение.
— Почему?
Ждать от них моральных решений не стоит, но мне кажется, что Андрей не врёт.
— Всё усложнилось, — объясняет Андрей. — Мы заигрались с человеческой цивилизацией. Если у нас появится кто-то подобный тебе, то лучше сохранить нейтральные или союзнические отношения.
— А что будет на Ровиане?
Андрей смотрит вверх. Я замечаю, что расползающиеся в разные стороны газовые протуберанцы немного сдвинулись, а замершие зигзаги молний начали неспешно ползти по поверхности Даута.
— Вначале надо стабилизировать ситуацию, — вздыхает он.
— А потом?
Андрей начинает негромко декламировать:
Не плачь о неземной отчизне,
И помни, — более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.
И жизнь, как смерть необычайна…
Есть в мире здешнем — мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна —
И в свете дня, как в тьме ночной.
Мне нравится, когда он читает стихи. Я их совсем не знаю, но они красивые. И мне кажется, что каждый раз я понимаю чуть больше, чем в них сказано.
— А что там дальше? — спрашиваю я.
Андрей продолжает:
И смерть, и жизнь — родные бездны;
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.
И зло, и благо, — тайна гроба.
И тайна жизни — два пути —
Ведут к единой цели оба.
И все равно, куда идти.
Будь мудр, — иного нет исхода.
Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении — восторг.
Ты сам — свой Бог, ты сам свой ближний.
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.
[9]
Я киваю. Моё тело жаждет действия, ему хочется сражаться, рвать на куски, восстанавливать справедливость и приносить добро.
