Загадка запретной любви королевы Неаполя, отложенная в сторону более чем на столетие, казалось, возродилась живее, чем когда-либо. Ведь Дэзи не была ни исторической химерой, ни персонажем вымышленной легенды. Она существовала. Ее история создавалась в тишине подпольной жизни. Ее приютили, приняли в семью опекуны-благотворители, которые запретили себе упоминать о ее происхождении кому бы то ни было. О ней практически ничего не было известно. Тьма, которая окружала ее колыбель, распространилась на всю ее жизнь, а затем покрыла собой и ее гробницу. Если эта мгла когда-либо и рассеивалась, то не более чем наполовину. В начале XX века графиня Мария Луиза фон Лариш-Валлерзе, еще одна племянница великой императрицы Елизаветы, конечно, раскрыла ее существование, но эта смутная свидетельница, вовлеченная в драму Майерлинга, пролила на нее лишь слабый свет и дала крайне неполную информацию.
«Королева-воин» Марселя Пруста
Прежде чем начать рассказ о Дэзи словами «В некотором государстве…», как это сделал бы уважающий себя сказочник, мне пришлось обратиться к источникам и окунуться в архивы в поисках покоящихся там документов того времени, и для начала попытаться через полуторавековую пропасть дотянуться до ее родителей, чтобы воскресить ту страсть, в которой они так и не посмели признаться обществу.
По пути мне предстояло встретиться с моей главной героиней, Марией Софией Баварской, которую нужно было возвести на ее законное место. Мать Дэзи, теперь уже давно позабытая, когда-то пользовалась громкой славой и известностью. Принцесса по рождению, королева в замужестве и героиня романа по характеру, она вдохновляла Александра Дюма, Альфонса Доде, Габриэле д’Аннунцио, а также Марселя Пруста, который воскресил ее в своем романе «В поисках утраченного времени» и окрестил «королевой-воином».
Если время и отодвинуло ее фигуру в полутень, превратив в одну из тех, что встречаются на фоне других, более выдающихся биографий, то это произошло потому, что правду об этой женщине можно было бы узнать только благодаря сотрудничеству с Францией. Немцы описали ее баварское детство, итальянцы – годы, проведенные ею по обе стороны Альп, и связи тех лет – каждый из них внес свою хронологическую лепту и свои откровения. Однако работа по объединению всех этих разрозненных событий и источников, напоминающая собирание пазла, не могла быть выполнена без ключевых персонажей, Эммануэля и Дэзи. За вычетом тогдашних страстей и тех лет, которые королева Неаполя провела во Франции, ее судьба была обречена остаться в полумраке, где больше тени, чем света, в том пространстве неопределенности, где биографы мало чем рискуют.
Поэтому мое исследование было направлено прежде всего на то, чтобы завершить и пролить свет на портрет этой необыкновенной женщины, сестры знаменитой Сисси, которая всю свою жизнь была прикована к памяти двух дорогих ее сердцу людей. Говоря проще, она должна была помочь мне найти ее дочь, нашу двоюродную сестру. Благодаря нескольким разрозненным данным, нескольким проблескам света, посеянным то тут, то там, я надеялась приблизиться к забытому лицу Дэзи, найти захоронение и в свой черед прийти и возложить цветы на ее могилу.
Конечно, я не могла предвидеть результат. Мне пришлось отправиться в долгое путешествие, чтобы докопаться до истоков этой истории, погрузившись в 1840–1860 годы, в этой мелкой, старомодной Европе, где по итогам Венского конгресса некоторые народы, раздробленные и подавленные, начинали отстаивать свое право на жизнь.
Часть I
Героиня Гаэты
Эта доблестная женщина, эта королева-воин, которая сама стреляла на валах Гаэты и всегда была готова рыцарски прийти на помощь слабым.
Марсель Пруст. В поисках утраченного времени
Она приближалась мужественным шагом, прелестная в свои девятнадцать лет, стянутая, как в корсете, в чудный корсаж, улыбаясь из-под перьев своей шляпы. Не моргая от свистящих пуль, она устремила на солдат свой взгляд, опьяняющий, как колебание знамен.
Габриэле д’Аннунцио. Девы скал
Сколько раз у ледяных стен осажденной Гаэты наш незабвенный Танкреди говорил мне о вас.
Джузеппе Томази ди Лампедуза. Гепард
Разразившаяся катастрофа
Осень 1860 года, Тирренское побережье.
Мария София садится в седло, уже верхом провожает глазами светящийся след бомб, которые падают на лачуги, поднимая огненные вихри. Не теряя своей прекрасной уверенности, она обжигает крестец своего коня ударом хлыста. Что ей до опасности! Она покидает королевскую крепость и, не скрываясь, пересекает город. Она пообещала доставить белье и корпию
[7] французским монахиням, которые ухаживают за ранеными в церкви Благовещения
[8].
Вот уже несколько дней артиллерия противника не ограничивается стенами цитадели, она яростно бьет и по домам. В осажденном городе черная грязь, вызванная непрекращающимися дождями, усугубляет ужас от взрывов, крушения стен и обрушающихся кровель. Жители беспорядочно мечутся, напуганные бомбардировками. Однако их угасающие силы возрождаются при виде этой бесстрашной всадницы, этой богини-воительницы, рысью прокладывающей себе путь. Эта женщина – их суверен!
[9]
Изгнанные из Неаполя краснорубашечниками Гарибальди, король и королева Обеих Сицилий укрылись со своим двором в морской крепости Гаэта. Они защищают свой последний город в отчаянной борьбе. Через месяц после их прибытия в этот последний оплот начались 102 дня ужасной осады, 75 из которых прошли под вражеским огнем. Итальянцы против итальянцев! Осаждающие – шестнадцать тысяч пьемонтцев под командованием безжалостного генерала Энрико Чальдини – установили свои батареи на грозные позиции подле монастыря капуцинов и Святой Агаты, чтобы вытеснить одиннадцать тысяч человек, последние остатки королевских войск
[10].
В это утро Франциск II не сопровождал свою жену, поднявшуюся на стены цитадели, чтобы поднять дух войск и осмотреть укрепительные работы на набережной
[11]. Ни физически, ни морально король не чувствовал себя пригодным для войны. Он не мог сомкнуть глаз. Всю ночь напролет волны бились о скалы с неумолимостью свирепого зверя. А хуже всего то, что его обращение к государям Европы не возымело никакого эффекта. Никто не придет на помощь его осажденной королевской семье. Все канцелярии в виде ответа присылали пустые пожелания или холодное сочувствие. Только один голос в его поддержку раздался в Тюильри, голос императрицы Эжени. Она считает ужасным отказать тонущему человеку в спасательном канате
[12]. Но ее не послушали…
