Но на экране мигает номер отца. Скидываю вызов и пишу сообщение, что через пятнадцать минут буду. Это последнее совещание, на котором я буду присутствовать, как акционер.
Глава 14. Семейные ценности
Макс
– Макс! – шипит мне в ухо отец. – Ты можешь хотя бы делать вид, что тебе интересно происходящее!?
– Нет… – отвечаю ему в тон. – Не могу. Потому что своё мнение уже сказал. Нет смысла вкладывать в это деньги. Если уж входить партнером в проект, то делать это с погрешностью на те три года, которые вы будете только стороить! – Видимо, последнюю фразу я говорю слишком эмоционально, потому что присутствующие люди за столом замирают.
– Максимилиан, – вопросительно вскидывает брови владелец сети гостиниц Айзенковский, строительство которых мой отец собирается проспонсировать, – вы считаете, что мое предложение невыгодно?
– Да, я так считаю, – чеканю слова и смотрю ему прямо в глаза. – Потому что все это устарело. На этапе строительства – сложно и громоздко, на этапе ремонта – неоправданно помпезно, на этапе ежедневной работы – вообще никуда не годится. У вас даже не предусмотрены отдельные лифты и лестницы для персонала. А это потеря эффективности работников. Мы будем вынуждены нанять в полтора раза больше людей, чем это необходимо. Признайтесь, вы выкупили чьи-то старинные проекты и теперь собираетесь их реализовать за наш счёт?
– Откуда такие выводы? – ухмыляется мужчина. – На сколько я знаю, у вас, Максимилиан, нет даже необходимого образования, чтобы давать оценки проектам.
– Зато у меня есть два года жёсткой практики в турецких отелях. Ещё год во Франции и остальных странах Европы. И я могу вам авторитетно заявить, подтвердив это расчётами, что строить маленькие гостиницы гораздо выгоднее. Ими проще управлять и обслуживать, легче ремонтировать и соответствовать запросам потребителя. Их не пугает сезонность. В конце концов, их легко продать! – Взрывает меня.
– Я предлагаю взять перерыв на кофе, – примирительно заключает пока ещё мой тесть.
– Поддерживаю, – резко встаю из-за стола и направляюсь к выходу из переговорной. – Приятного аппетита.
– Макс, ты куда? – строго окликает меня отец, видимо рассчитывая, что я испугаюсь его тона и вернусь на место.
Но этого не будет. К счастью, я теперь человек свободный. И это не последнее разочарование, господа, которое вас сегодня ждёт.
Распахиваю дверь и влетаю в секретаршу с подносом.
Она вскрикивает от неожиданности. По рукаву моей белой рубашки растекается горячее коричневое пятно.
Да! Именно этого мне сегодня не хватало для полного счастья.
– Черт, – говорю тихо и с чувством, проглатывая маты.
– Максимилиан Дамирович, простите… – заикаясь от испуга, шепчет Лерочка.
– Все нормально! – отмахиваюсь от неё и ухожу в коридор.
Ненавижу, когда из меня пытаются сделать идиота. Если отцу это нравится, то пусть просирает последние активы.
Захожу в свой кабинет и скидываю на пол рубашку. Достаю из шкафа новую.
Только успеваю застегнуть пуговицы, как дверь кабинета распахивается от резкого движения, и на пороге появляется отец.
– Ты что себе позволяешь, Максимилиан!? – раскатывается по стеклянным перегородкам его голос.
– Позволяю себе, – падаю на стул и поднимаю голову на отца, – спасти ваши задницы от банкротства. И ещё, папа… – специально выделяю последнее слово. – Я развожусь с Нелли.
– Что ты сказал? – зло выдыхает родитель. – Ах ты… Надоело сыто жить? Или ты уже совсем страх потерял? – снова повышает голос.
– Имею право, – нагло жму плечами. – Родить наследника Нелли никогда не сможет. Да и наследовать скоро будет нечего, если вы подпишите договор с этим «королем дворцов». Просто признайся, что ты, ввязываясь в этот проект, тешишь самолюбие. Хочется масштаба, размаха. Вот на таких идиотах и наживается Айзенковский!
– Ты несёшь бред, Макс… – шипит отец. – Его гостиницы процветают на побережье.
– Только в формате оллинклюзив, рабском труде студентов и при условии двойного бронирования!
– Не вижу ничего в этом плохого, – складывает на груди руки отец.
– А ты видел во что превращаются эти гостиницы, когда наступает время ремонта или какой-нибудь кризис. Они стоят плесневеющими призраками! Страшные, никому не нужные, некредитоспособные. В общем, – вскидываю руки в останавливающем жесте. – Я за это ответственность нести не хочу. Продавать говно туроператорам не буду.
Встаю с кресла и забираю с вешалки пальто.
– Что это значит, Макс? – рычит отец.
– Наверное то, что я больше не исполнительный директор «Империя групп». И вы можете сами подписывать, что сочтете нужным, – жму плечами и ухмыляюсь. – Фух. Реально переживал, как сказать, а оно само вышло. – Ну, пока…
Резко разворачиваюсь и иду к лифтам.
– Макс, вернись! – несётся мне в след раскатистое. – Сукин ты сын!
Игнорирую.
Решаю на всякий случай не ждать лифт и сбегаю вниз по лестнице.
У меня есть одно дело, которое волнует сильнее всего остального. Оно засело в голове ржавым гвоздём и отдаёт болью в левую грудину. И бесит, бесит, бесит!
Где, мать вашу, ночует Ася?
Я, как ревнивый пацан, гоню машину до ее дома и паркуюсь под погасшим фонарем, чтобы не светиться.
Скольжу глазами по окнам, считая седьмое от края на третьем этаже.
Горят. И кухня и комната.
Усмехаясь сам над собой, утыкаюсь лбом в руль.
Ну это уже совсем, Царицын…
Как ты ее собрался прессовать, если сам утёк?
Телефон вздрагивает вибрацией звонка.
Ну понеслась… Тяжело выдыхаю, видя на экране номер матери.
Сейчас мне ещё раз расскажут о семейных ценностях и сказочной неблагодарности.
– Алло, – обречённо говорю в трубку.
– Сыночек… – мамин голос звучит совершенно трагично. – Максим…
– Что ты хотела, мама? – Спрашиваю терпеливо.
– Мне только что звонил папа. Сказал, что ты бросаешь Нелли, потому что она не может забеременеть! Но так же нельзя, родной! Вы – семья… Нужно поискать варианты, у нас достаточно денег…
– Так это же я для тебя, мам стараюсь! Тебе же хочется пелёнок и колясок! – перебиваю я ее праведные страдания. – При любом удобном случае начинаешь эту песню!
– Да, потому что мы с твоим отцом уже не молоды… – заводит она патетично.
– Мам, ну хватит! – Снова резко прерываю ее. – Я не люблю и никогда не любил Нелли. И мне сейчас совершенно некогда говорить об этом.
– Но как же? Ну ты не кипятись, сыночек, – продолжает она миротворить. – Зачем отца доводить? Что вообще на тебя нашло?
