– Там нет света… – тянет крестница. – Проводи меня.
– Я провожу, – вызывается Макс.
– А ты не боишься, – она с сомнением оглядывает его и играет в воздухе пальчиками.
Я едва сдерживаю себя, чтобы не засмеяться, видя на лице Макса замешательство.
Ну, конечно, такие, как он, ничего не боятся. Кроме серьезных отношений и неожиданного отсутствия финансов.
– Хорошо, – смиряясь, машу на них рукой. – Я сейчас помою сковородку, и будем чай пить.
Засыпаю в чайник заварку, жду, когда закипит вода и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из комнаты. Оттуда доносятся тихие разговоры и уютная возня.
Что-то очень болезненно-сладкое колет в сердце и заставляет глубже дышать.
Лизка действительно могла бы быть нашей с Максом дочкой. И, может быть, я бы сейчас также готовила ей блинчики в детский сад, плела косы, а по ночам обнимала Царицына. Но… это больше не возможно.
Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, забираю тарелку с блинчиками, чайник и иду в комнату.
Картину застаю просто умилительную и снова едва сдерживаюсь, что бы засмеяться.
Макс придерживает табуретку, а моя крестница с важным видом таскает из серванта на стол чайный сервиз.
– Тарелки должно быть две, – поучает его Лиза. – Первая – под чашечку, а вторая – под блинчики. Ложечки с вилочками ещё разложи.
– А это зачем? – Макс крутит в руках маленький кувшинчик.
– Для молока, – подкатывает глаза крестница, – ставь.
– Какие вы молодцы, – хихикаю я, ставя на стол блины и чай.
Макс ловит меня за локоть и притягивает к себе, вжимаясь губами в ушко.
– Теперь я знаю, какой ты была в детстве, – шипит он.
– Ещё хуже, – весело зыркаю на него глазами.
Глава 21. Согреться
Макс
Я наконец-то начинаю согреваться.
Не так, когда оживают ледяные конечности после долгого пребывания на морозе, а гораздо глубже. Когда перестаёт болеть спина где-то между лопаток, расслабляются плечи и в груди становится горячо. Тебя окутывает ощущение уюта, приятных запахов, вкусов, звуков… Хочется притушить свет и подремать.
– Хлопай, – хмурясь, требует маленькая королевна. – Иначе, стих не расскажу.
– Лиза! – одергивает свою крестницу Ася.
Ее глаза улыбаются. Она светится, смотря на ребёнка.
Гордеевой просто нереально пойдёт быть мамой.
Хочу видеть ее беременной. Конечно, от себя. В затылке приятно покалывает от этого открытия.
А ещё больше хочу самого процесса. Я соскучился. Я знаю, как правильно тебя есть, моя любимая девочка…
Ася, как на зло, просто неприлично красивая в домашнем сарафане. Разглядываю ее колени, тонкие щиколотки, аккуратные пальчики ног.
Гордеева любит массаж. Я помню, что если прикусить нежный свод стопы, она замурлычет, как довольная кошечка и выгнет спинку. Рррррр!
Сжигаю взглядом ее голые плечи, шейку, губы. Там явно не хватает следов от моих поцелуев.
Нихрена себе меня накрывает!
Чтобы немного прийти в себя, прикрываю глаза.
Ася пинает меня под столом, начиная хлопать в ладоши. Ах, да! Стих же.
Открываю веки и присоединяюсь к овациям юной артистке.
Лиза с важным видом читает стих, который выучила в садике.
– Ты придёшь ко мне завтра на выступление, – закончив, плюхается на стул и стаскивает из сахарницы кусок рафинада.
– Ээээ, – тяну я в замешательстве, не понимая, о каком выступлении речь.
– Дядя Максим работает, – приходит мне на помощь Ася. – Он не сможет.
– Чего это «дядя Максим не сможет»? – подмигиваю девчушке.
Я начинаю понимать короткий путь к сердцу Гордеевой.
– Макс… – предупреждающе-строго смотрит на меня она.
– К тому же, машина твоя будет готова только завтра к вечеру… – продолжаю я рассуждать в слух, забавляясь от того, как Гордеева уже просто искосилась на меня своими страшно-распахнутыми глазищами.
– Круто! – взвизгивает Лиза.
– Когда за вами заехать? – спрашиваю я Асю.
– Максим, – она поджимает губы. – Помоги мне с посудой, ПОЖАЛУЙСТА, – выделяя последнее слово, демонстративно встаёт из-за стола и уносит блюдо с оставшейся едой на кухню.
Ну все, сейчас меня раскатают…
Подмигиваю девчонке, которая уже немного подрастеряла свой шкодный запал. И теперь вяло переползает и уютно разваливается на диванных подушках. Глазки осоловело моргают.
Ей бы баиньки.
Смотрю на часы. Ну да, уже десятый час.
– Тебе мультики включить? – беру со шкафа пульт.
– Угу, – кивает, обнимая большого белого зайца.
Усмехаюсь, находя детский канал. Так с этой малявкой прикольно… Только что скакала, а теперь – будто батарейка села…
Забираю стопку тарелок и иду на кухню.
– Ты что творишь, Макс! – резко разворачивается от раковины Гордеева и по инерции влетает в мои объятия.
– Мммм… – веду носом по нежной щёчке. – Моя ошпаренная.
Мыло с Асиных рук течёт мне на плечи.
Я, пользуясь моментом, нагло обнимаю женскую талию и спускаюсь, рисуя пальцами узоры, до поясницы.
– Аська… – утекаю от ее мягкого тела. – Не кусайся. Нам же так хорошо вместе. Мне вообще показалось, что Лизка наша… – ловлю поцелуем ее пухлые губки.
Веду языком по верней, ещё сладкой от варенья и впиваюсь глубже, чувствуя мокрые кулачки на своих плечах.
Спустя несколько секунд торможу. Но лишь потому, что дальше уже хочется действовать совсем по-взрослому. И не будь в квартире ребёнка, я бы сто процентов рискнул целостностью своей физиономии ради шанса один к сотне, что Гордеева плюнет на свои принципы и разрешит безумию случиться.
– Ты! У тебя совсем нет совести! – задыхается Ася. – Ну что ты за человек, Царицын? – сдаётся она, утыкаясь лбом мне в плечо и чуть не плачет. – Зачем снова метишь все вокруг меня собой? Я больше не хочу. Я не готова пытаться понравиться твоей семье. Да и к твоему отцу не испытываю тёплых чувств…
Я хмурюсь. С отцом мне ещё предстоит долгий и не самый приятный разговор.
– Тебе не обязательно с ними общаться, – ласкаюсь губами об ее ушко и висок. – Просто будь со мной.
– Ты женат! – она мотает головой. – Это просто какой-то кошмар! А я – дура!
– Ещё чуть-чуть, пожалуйста, – прошу ее, снова добираясь до нервно подрагивающих губ. – Ты такая красивая…
