– Нет, Макс, пусти! – скидывает она мои руки и встаёт на ноги. – Я сама о себе буду заботиться. А ты уж решай свои проблемы.
– Нет, Ася, – качаю я головой, выпрямляясь в полный рост. – Твой плен будет продолжаться, пока мы не помиримся. Пока не договоримся.
– Ты с ума сошёл? – прищуривается. – Я же заявлю на тебя в полицию.
– Ась, – глубоко вдыхаю и выдыхаю, запуская руку в карман. Не могу больше переваривать этот бред. Хочется пронзительно и просто, как она умеет. – Ты выйдешь за меня? – открываю коробочку и протягиваю на ладони вперёд. – Просто скажи «да», – прошу ее.
Ася застывает и смущается. Глаза восторженно вспыхивают и тут же падают от кольца вниз.
Она стоит, покусывая губку и ломая пальцы.
У меня внутри все вскипает и грозит превратиться в нечто очень разрушительное. «Да, скажи «да».
– Нет, – отвечает тихо. – Я в эти игры больше не играю. А попробуешь шантажировать ребёнком, спрячусь так, что никогда не найдёшь.
Я с психом отшвыриваю коробку с кольцом на пол.
– К черту! – ору, тяжело дыша. – Но учти, – понижаю интонацию голоса. – Другого «папы» у ребёнка не будет. Никогда!
Глава 38. Шашлык и прочие приятности
Ася
– Ты уверена, что тебе нужно работать? – настороженно смотрит на меня Маша. – ОН, – она с выразительным призрением выделяет слово, – тебя же всем обеспечивает.
– Ты не понимаешь, – расставляю на полки книги из стопки по жанрам, – я привыкла надеяться только на себя. Когда тебе лет с пятнадцати ежедневно это на подкорку накручивают, – я вращаю пальцем возле виска. – Ты по-другому просто не мыслишь уже.
– Ну тебя же тошнит, – останавливает мою руку подруга. – Посмотри, вся зелёная и бледная. Ты хоть что-нибудь ела сегодня с утра.
– Крекеры, – вздыхаю тяжело и чувствую странный привкус желчи во рту при упоминании еды. – И чай крепкий. Больше пока ничего не могу. К ужину расхожусь и поем.
Маша неодобрительно разводит руками и поправляет сумочку.
– Но тогда почему книжный магазин? Платят копейки, скукотища… Ты же могла бы переводчиком пойти куда угодно! Давай я поговорю…
– Ну языки я уже прилично подзабыла, – понимая недоумение подруги, жму плечами, – да и там, где много платят, надо много работать. А здесь я спокойно сижу почти целый день. Читаю, даже иногда кандидатскую пишу.
– Ой, ладно, – вздыхает Маша. – Давай мне уже эту книжку, и я побегу.
– Пойдём, – зову подругу. – Я ее на кассу отнесла.
– Надесь, что вопросы у Лизы отпадут, – подкатывает она глаза. – Не думала, что доживу до момента, когда не смогу объяснить дочери, откуда берутся дети.
– Это называется карма, – хихикая, подаю ей пакет, – Ты же сама при всех объявила, цитирую: «Зай, прикинь, Аська от этого козла ещё и беременна.»
– Извини, – Маша в который раз делает большие грустные глаза. – У меня вырвалось.
– Вот теперь и объясняй Лизе, что тетя Ася «не будет рожать ребёночка от козлика», – почти уже в голос ржу я.
– Ну ничего, – шутливо хмурится подруга. – У меня будет шанс отыграться за все. Учти, я скуплю все музыкальные игрушки в магазине и подарю вам их с батарейками.
– А вот это, – я грожу ей пальцем. – Уже можно расценивать, как угрозу жизни и здоровью.
Мы смеёмся, пока колокольчик входной двери не оповещает уютное пространство книжного магазина о новом клиенте.
Я поворачиваю голову и застываю.
– Привет, – говорит Макс, сжимая в руках большой букет роз.
– Ну, я пойду, – быстро ретируется подруга-предательница, оставляя нас с Максом одних.
– Пока, – со вздохом отвечаю ей.
Мы неловко молчим с Царицыным, пока Маша, делая за его спиной страшные глаза и выразительные жесты с наставлениями не обижать мужика, скрывается за дверью магазина.
– Чего ты хотел, Макс? – воинственно спрашиваю его.
За две недели после нашей ссоры, это уже пятая попытка Царицына со мной поговорить.
Пока я стойко держу оборону и сближаться нам не позволяю. Потому что… в тот день, после возвращения домой рыдала так, что разболелся живот. Думала, что придётся вызывать скорую, но Наташа сделала укол какого-то спазмолитика, и мне стало легче.
Теперь они с Машей, как коршуны, блюдут мое здоровье. Это приятно. Без них, откровенно говоря, было бы страшновато.
– Ты – очень красивая, – чуть печально, но восхищенно говорит Макс и протягивает цветы. – Это тебе.
– В честь чего? – я хмурюсь и откладываю цветы подальше от себя.
– Сегодня я официально стал свободным человеком, – опирается он ладонями на витрину. – Хочу попросить тебя отметить это со мной. Только ужин! – сразу предупреждает все мои темы для отказов.
– Поздравляю тебя, – склоняю голову к плечу. – Только сегодня у меня рабочий день.
– Магазин работает до восьми, – Макс смотрит на часы. – А время уже половина. Я согласен тебя подождать.
– Макс, это лишнее, – я отрицательно мотаю головой.
– Нет, Ась. Не в этом дело, – он касается пальцами моей руки на стекле.
Поспешно ее убираю.
– А в чем? – вздёргиваю подбородок.
– В том, что я хотел бы разделить этот день с тобой и с ребёнком.
– Может быть, – я напрягаюсь, и чтобы хоть чем-то занять руки начинаю расставлять по баночкам карандаши. – Хватит уже соотносить нас с тобой, как целое!
– Мы – и есть «целое», – рычит Макс.
– Нет, Царицын! – психуя, чуть не скидываю со стола все то, что так усердно поправляла. – У нашего ребёнка будут мама и папа по отдельности. И спасибо за открытый счёт в банке, но совершенно необязательно держать на нем целое состояние. Я, как видишь, работаю и ни в чем не нуждаюсь.
– Ась… – стойко переживает Макс мою тираду. – Давай поужинаем. Я хочу обсудить ремонт в твоей квартире. Согласись, что ее интерьер, мягко говоря, не подходит для ребёнка.
– Я сама решу! – вспыхиваю, – Что подходит для моего ребёнка, а что – нет!
– Это не по-взрослому, Гордеева, – сжимает зубы Макс, но внешне остаётся спокойным.
– А мне кажется, – я, зеркаля его позу, тоже опираюсь на витрину ладонями, – что ты злоупотребляешь моим обещанием ни коем образом не посягать на твои права, как отца.
– И совершенно не даёшь их реализовывать! – вспыхивает Макс. – Ты вообще в зеркало себя видела? Да тебя хочется шоколадным тортом в прикуску с шашлыком накормить и уложить в кровать! А ты коробки разгребаешь!
Царицын в сердцах пинает ногой большой короб из прихода с накладными.
– Ты же пять минут назад сказал, что я «очень красивая», – прищуриваясь, говорю обиженно и чувствую, что слёзы подступают к глазам неконтролируемым потоком.
