Я оставил ее ребенком, а теперь это был боец, едва ли не страшней, чем Ненн.
Амайра обвела меня взглядом – не ранен ли?
– Капитан-сэр, вы вовремя, – чуть улыбнувшись, обронила она.
Ну, может, не так сильно Амайра и поменялась…
– Хочешь сказать, мы не спешили? – осведомился я.
– Хочу. Но лично ты успел, – сказала она и, помрачнев, добавила: – Василова подстрелили.
Амайра глянула на Валию, вздохнула и полезла в дыру. А я посмотрел на Сильпура: весь в крови, но провалиться мне, если это его кровь. Шаманка же валялась с ножом в спине. С моим, между прочим, ножом. Валия прислонилась к колонне и ожесточенно вытирала руки о тулуп. Вытирала и не могла остановиться.
– Хорошая работа, – похвалил я. – Даже замечательная.
Валия горестно покачала головой. Наверное, ей впервые довелось воткнуть нож в человека. В такой момент мысли об убийстве во спасение не слишком помогают. Чувствуешь себя паршиво. Очень.
Я присел подле трупа шаманки и не удивился, когда в уголках ее глаз проступила кровь, а затем поднялись веки. Я знал, кто глядит на меня глазами мертвой дикарки-карнари.
– Ты приблизил день вашей общей гибели, – долетел сквозь недвижные губы сухой безжизненный голос Саравора.
Вот же любитель болтать через трупы.
– А мне кажется, мы побеждаем, – заметил я.
– Посмотри вокруг, на трещины мира. Разве это похоже на победу? А вдруг Воронья лапа напитает силой оружие и обрушит его на Морок? На что еще он пойдет ради выигрыша?
– А, так ты теперь альтруист? Отдаешь последние силы ради нашего спасения? Позволь усомниться, – процедил я и сплюнул.
– Что за победа – стать императором праха? – прошипел Саравор. – Небо изломано. Мир сходит с ума от черного дождя. Посевы гибнут, во тьме множатся чудовища. Безымянные воюют друг с другом, твоя Светлая леди обращается в ничто. Грядет Глубинный император с силой Спящего. Галхэрроу, скажи положа руку на сердце, ту ли ты выбрал сторону?
Я поглядел на струйки крови, стекающие по щекам шаманки, и сказал:
– У меня своя сторона. И она только моя.
– Этот мир принадлежал серым детям задолго до того, как появились вы. Они знают цену предательства Вороньей лапы. Галхэрроу, мы еще встретимся при схождении лун. Воронья лапа хочет разодрать мир в клочки, чтобы последним стоять на обломках, когда небо разверзнется и уничтожит нас всех. Но дети ему не позволят.
Кровь остановилась, под опустившимися веками закатились глаза.
– Только моя сторона, – повторил я.
Сильпур уставился на меня пустыми немигающими глазами. Для него существовал лишь Воронья лапа и никто больше. Ладно, пускай пялится.
Капитан «Черных крыльев» Василов хорошо послужил Вороньей лапе. Он пошел в услужение Безымянному во время Осады или около того. Василов стал исключением среди капитанов: вращался в обществе, солдаты его любили. Своими манерами и обворожительной улыбкой он умел расположить к себе даже князей и прочую знать. К тому же Василов был хорошим спиннером. Кожа и сложение выдавали в нем фраканца, и вряд ли то имя, под которым мы его знали, он получил при рождении. Василов часто ездил по княжествам, выискивая зарождающиеся гнезда «невест» и глубинные культы. Там его манеры, обаяние и остроумие работали наилучшим образом. Он был симпатичен, добродушен и, увы, почти уже мертв.
Амайра вытащила Василова из ледяной норы, а Валия вынула из тюков штопаных барахло и устроила на льду постель. Василов обливался по´том – бок ему прострелили насквозь – но не выпускал из рук свинцовый ящик. Я помог женщинам нарезать остатки бинтов и закупорить рану с обеих сторон. Болело, наверное, адски, но Василов терпел с угрюмым стоицизмом. Только пот по-прежнему стекал с него ручьями. Василов наверняка видел подобные раны и знал, что он – не жилец.
– Мы не надеялись на помощь, фоса на длинное послание не хватило бы, – сказала Амайра, вытирая пот с лица Василова.
Наверное, они дружили. Амайра говорила сейчас, главным образом, чтобы отвлечься.
– Просидели в норе три дня, – добавила Амайра. – После того как мы прорезали туннель, в канистрах почти не осталось фоса. Чудовищное невезение. Пришлось ждать, пока Воронья лапа скажет, что делать дальше, рассматривать картинки. Но тут явилась эта ведьма со своими упырями. Загнали нас сюда, в тупик.
– Как вы спустились в ущелье? – поинтересовалась Валия.
Амайра тоскливо глянула на нее и быстро отвернулась. Ну да, не слишком-то приятно смотреть в глаза цвета серебристого металла. Лучше уж – на изуродованного Василова.
– В зале наверху есть лестница, ведущая наружу.
– Вы пришли через Сумеречные врата? – спросил я.
– А ты знаешь другие пути? Мы за несколько океанов и тысяч миль от людей. Думаю, куклы Саравора явились так же.
– Если выберемся отсюда, придется воспользоваться Вратами снова, – заметил я.
– У вас есть вьючные мулы, лошади?
Я покачал головой.
– Тогда мы не воспользуемся Вратами, – мрачно заключила Амайра.
– Я хочу зашить Василову рану, – вмешалась Валия, и они с Амайрой переглянулись.
– Пойдем, – Амайра взяла меня за руку и увела от остальных.
Мы пересекли зал и подошли к неподвижному и безразличному призраку Эзабет, застывшему в луче. Призрак не заметил нас, погруженный в созерцание бегающих по руке языков пламени.
– Видишь ее? – спросила Амайра.
– Да. И ты тоже?
– Конечно. А Василов не видит. И я не пойму почему. Наверное, он просто не помнит. Ведь от Эзабет только память и осталась. Полагаю, ее время на исходе. А тогда, в суде, она казалась такой сильной…
– Другие также не замечают Эзабет, а Валия видела всего один раз.
– Может, Валия не желает видеть? Не знаю. Эзабет еще снится тебе?
– Иногда, – ответил я. – Но иначе. Раньше она просила о помощи, а теперь – это просто сны. Я думаю, Эзабет уже не здесь. И совсем другая.
Я замолчал. Мне не хотелось говорить про Эзабет. Слишком уж было больно. Амайра поняла и крепко обняла меня. Эх, взрослая моя девочка. Какие теплые руки…
– Хорошо, что он послал тебя.
– Мы не сможем вернуться Сумеречными вратами, – напомнил я.
– Сможем, если найдем, кого принести в жертву. Врата питают мертвые. Но нужна свежая кровь, чтобы выманить Высоких. Посмотри вокруг. Видишь живое?
– Почему Воронья лапа послал вас сюда, не продумав способ возвращения?
– Мы взяли зверей, – возразила Амайра. – Но они ошалели, вырвались и убежали, когда мертвецы вышли из могильников. Попытайся я удержать их, они утащили бы и меня.
Призрак Эзабет встал на цыпочки и лениво повернулся – плененный светом на дне вселенской расщелины, потерянный, далекий, остающийся лишь до тех пор, пока жива память об Эзабет.